— Разве это возможно? Действительно оживают? — с напускной наивностью спросил Коваль. — По-моему, нет.
— До этой минуты и я так думал, — снова вздохнул мясник, продолжая вертеть перстень в руках и рассматривая его так и эдак.
— А теперь?
Шефер промолчал.
— Все-таки вы не ответили на вопрос — это ваша вещь?
Шефер отрицательно покачал головой.
— Но вы и раньше видели этот перстень?
Мясник кивнул.
— У кого?
— Где вы взяли его? — опять спросил Шефер.
— В доме вашей сестры. Где же еще?
— Так, — произнес Шефер после паузы и сжал губы. Потом подумал и добавил: — Конечно же не в тайнике.
— Почему вы так уверены в этом?
— Я так и думал, — отвечая каким-то своим догадкам, сказал Шефер.
Коваль не перебивал. Ждал, чтобы подозреваемый сам разговорился. Так он больше расскажет, чем отвечая на вопросы.
Постепенно создалась более доверительная атмосфера, чем в начале допроса, и Шефер заговорил на ломаном русском языке:
— Это мой перстень. Он был моим. Но… Это — наша фамильная реликвия, которая передавалась по мужской линии. Его носил на руке мой дед, потом отец. Должен был носить я. Но после смерти отца, который жил вместе с Катарин и зятем, сестра сказала, что перстень пропал. Да простит меня господь, — вздохнул мясник, — сама она была очень жадная, а тут еще и муж у власти. Поэтому я так удивился, увидев его в ваших руках. Я ведь тогда поверил сестре.
Объяснения Шефера представлялись правдоподобными. После заявления Коповски об отсутствии алиби у единственного наследника (ох это вечное «кви продест»!), Коваль надеялся, что вышел на прямую тропу. Но, видно, долго еще придется плутать окольными стежками.
— Ваша фамильная драгоценность? — произнес подполковник. — Так, так. А почему вы решили, что мы взяли ее не из тайника? Какой тайник вы имели в виду?
Эрнст Шефер прикрыл глаза. Губы его зашевелились, словно искал он нужные слова, едва сдерживая случайные, рискованные, которые могли бы сорваться с языка. Морщины на переносице сошлись.
Коваль терпеливо ждал.
— Ну, так просто, — наконец нарушив молчание, сказал Шефер. — Вырвалось. Нашли, и все. Ясно, что в доме. А где Катарин раньше прятала, не знаю. Если бы знал, может быть, давно забрал бы. — Мясник снова сделал небольшую паузу, потом добавил: — Разрешите все-таки спросить, где именно вы его взяли?
Коваль колебался. Из опыта он знал, что информация — самое главное, чего не хватает преступнику, чтобы запутать следствие. Преступнику известно все о преступлении и почти ничего из того, что происходило на месте преступления потом, какие собраны доказательства, как ведется розыск и расследование. А следователь или оперативник, собственно, для того и ведет расследование, чтобы воссоздать неизвестную картину преступления, выяснить его мотивы и установить личность преступника.