Однако Бенсли, вопреки ее расчетам, не пожелал увидеть скрытый смысл в ее словах.
— Нам ситуация видится несколько иначе, — произнес он. — По-видимому, вас отвлекло от выполнения обязанностей что-то другое.
— Как я уже говорила, мистер Бенсли, занимаемая мною должность многогранна. Я делаю все возможное, чтобы уделять равное внимание всем аспектам деятельности, которую должен осуществлять директор такой организации, как «Колосс». Если я упустила тот факт, что несколько подростков перестали приходить на занятия, то только из-за большого количества проблем, связанных с руководством «Колосса», которые мне приходится решать в настоящее время. Честно говоря, я ужасно чувствую себя из-за того, что никто из нас… — Она сделала несильное, но явное ударение на слове «никто». — Никто из нас не заметил того…
— Позвольте мне быть откровенным с вами, — прервал ее Бенсли.
Миссис Ричи шевельнулась на стуле. Движение ее красноречиво говорило: наконец-то мы переходим к делу. Ульрика сложила руки на груди.
— Да?
— Ваше положение шатко, так бы я выразился за неимением лучшего слова. Мне жаль, что приходится говорить вам это, Ульрика, потому что в целом ваша работа в «Колоссе» казалась безупречной.
— Казалась? — переспросила Ульрика.
Да. Казалась.
— Вы увольняете меня?
— Я этого не говорил. Но считайте, что ваша деятельность внимательно изучается. В ближайшее время мы проведем… Пожалуй, назовем это внутренним расследованием.
— За неимением лучшего слова?
— Если угодно.
— И как вы намерены провести это внутреннее расследование?
— Поговорим с сотрудниками. Изучим документацию. Я хотел бы еще раз подчеркнуть, что, по моему глубокому убеждению, вы прекрасно справлялись с обязанностями директора «Колосса». Также я хотел бы выразить надежду, что вы с честью выдержите эту проверку вашей деятельности и личных отношений с сотрудниками.
— Личных отношений с сотрудниками? Как я должна это понимать?
Миссис Ричи улыбнулась. Мистер Бенсли кашлянул. И Ульрика поняла, что ее часы в «Колоссе» сочтены.
Она проклинала Нейла Гринэма. И проклинала себя. Она понимала, что нависший над ее головой приговор смягчится, только если она сумеет кардинальным образом изменить текущее положение дел.
— Устройте ему две очные ставки, — так Стюарт приветствовал новость, что Хеймиш Робсон признал свою вину в отношении Дейви Бентона, но от всего остального отказывается. — Пусть на него посмотрят и Миншолл, и Масуд.
Как представляла себе Барбара Хейверс, две очные ставки будут напрасной тратой времени, поскольку Барри Миншолл более или менее узнал Робсона на фотографии, которую она стащила из квартиры матери психолога. Но она приложила усилия, чтобы взглянуть на дело с точки зрения инспектора Стюарта: две очные ставки — это не следствие маниакальной педантичности инспектора, которая превратила его в посмешище всего Скотленд-Ярда и в человека, очень трудного в общении и работе, а скорее дополнительное сотрясение почвы под ногами Робсона, призванное оказать на него давление и побудить к дальнейшим признаниям. Несомненно, стояние в ряду людей и ожидание, когда невидимый свидетель укажет на тебя как на преступника, нервирует. А если приходится делать это дважды, понимая, будто, оказывается, есть еще один свидетель, и кто знает, что он видел… В общем и целом не такая уж и плохая идея, вынуждена была признать Барбара. Поэтому она договорилась, чтобы Миншолла привезли в участок на Шепердесс-уок, и сама стояла за двусторонним зеркалом, наблюдая, как фокусник мгновенно выбрал Робсона: