Слухи о странном и страшном лесе очень быстро распространились по всему Заполью и даже достигли отдаленных земель мира Аурениуса. Поначалу некоторые маги пробовали постичь суть произошедших в этих местах метаморфоз, но, потеряв с десяток особенно настырных своих собратьев, вынуждены были отказаться от подобной авантюры. С тех пор северную окраину плоскогорья Хазрат нарекли Ведьминым лесом. Вполне вероятно, столь необычное название появилось из-за того, что очень часто призрачные фигуры, формируемые колдовским туманом, напоминали стороннему наблюдателю уродливых старух.
Острый Коготь до колик в животе боялся страшных порождений Ведьминого леса, но для себя уже давно уяснил, что к звериному племени они относятся вполне лояльно. Примером тому служили многочисленные стаи расплодившихся здесь кабанов, бурундуков, белок и других тварей, питающихся желудями, орехами, дикорастущими плодами, а также грибами и прочим подножным кормом. Волк в какой-то степени привык к еженощным появлениям призрачных фигур и к неприятному головокружению, коим оно сопровождалось. Он даже приноровился впадать по ночам в глубокое оцепенение, здорово напоминающее медитативный транс. Что касается светлого времени суток, здесь все было как в обыкновенном лесу, за исключением полного отсутствия медведей, росомах, рысей, братьев-волков и прочих хищников, норовящих выхватить твою добычу прямо из пасти. По какой-то непонятной причине хищники, так же как люди, чувствовали необъяснимую угрозу, исходящую от загадочного леса и старались держаться подальше от этого места. За время, проведенное в Ведьмином лесу, Острому Когтю даже удалось значительно поправить изрядно подпорченное постоянной голодухой здоровье. На мышах, бурундуках и молоденьких поросятах мышцы его заметно окрепли, и, несмотря на преклонный возраст и внешнюю непрезентабельность, это был еще довольно сильный, умный и весьма опасный зверь, вполне способный при желании вернуть былую власть в волчьей стае. Однако подобные политические амбиции в данный момент были абсолютно чужды устремлениям Острого Когтя. Все, о чем он мог лишь мечтать, он уже имел и искренне радовался этой своей возможности, как в пору беспечной юности радуются любой незначительной ерунде еще не заматеревшие щенки. Пара дюжин мышей на завтрак, отсутствие угрозы быть съеденным каким-нибудь косолапым мишкой или своими же соплеменниками, каждодневная возможность любоваться восходом и закатом дневного светила и еще великое множество мелких радостей — разве не это истинное счастье?