Она завертывала каждое яблоко в тонкий слой теста и раскладывала их рядами на краю стола. Сделав сорок восемь пышек, по дюжине в каждом ряду, она вспомнила, что пора готовить ужин, и повесила над огнем котелок с картошкой; печку она решила сегодня не топить: на приготовление остается еще весь завтрашний день.
Муж вернулся к пяти часам. Едва переступив порог, он спросил:
— Кончился?
Она ответила:
— Нет еще, все хрипит.
Они пошли посмотреть. Старик был все в том же положении. Хриплое дыхание, размеренное, как ход часов, не стало ни быстрее, ни медленнее. Оно слышалось каждую секунду, и только тон слегка менялся, в зависимости от того, входил ли воздух в грудь или выходил из нее.
Зять посмотрел на него, потом сказал:
— Он кончится так, что мы и не заметим, угаснет, как свечка.
Оба ушли в кухню и, не разговаривая, сели за ужин. После супа съели по ломтику хлеба с маслом и, как только была вымыта посуда, вернулись в комнату умирающего.
Жена взяла в руки маленькую лампочку с коптящим фитилем, поднесла ее к лицу старика. Если б не слышалось дыхания, можно было бы подумать, что он умер.
Супружеская кровать стояла на другом конце комнаты, в нише. Они легли, не обменявшись ни единым словом, погасили свет, закрыли глаза, и вскоре разноголосый храп, один густой, другой тоненький, присоединился к непрерывному хрипению умирающего.
Крысы все так же сновали по чердаку.
Муж проснулся, как только начало светать. Тесть был все еще жив. Шико растолкал жену, встревоженный упорством старика.
— Послушай, Феми, он все не помирает. Что же делать?
Он привык с ней советоваться. Она ответила:
— До вечера не доживет, это уж верно. Бояться нечего. И мэр, надо думать, разрешит хоронить завтра, ведь уж был такой случай, когда у дяди Ренара помер отец в самый сев.
Убежденный этим веским доводом, муж отправился в поле.
Жена испекла пышки, потом переделала всю работу по дому.
В полдень отец был еще жив. Поденщики, нанятые полоть сурепку, гурьбой пришли поглядеть на старика, который никак не мог помереть. Каждый высказался по этому поводу, и все опять ушли в поле.
В шесть часов, когда люди вернулись с работы, старик все еще дышал. Зять наконец взволновался:
— Что делать, как ты думаешь, Феми?
Она ничего не могла придумать. Пошли к мэру. Он обещал, что сделает поблажку и разрешит хоронить старика на другой день. Доктор, к которому тоже ходили, согласился, из уважения к дядюшке Шико, пометить задним числом свидетельство о смерти. Муж и жена вернулись успокоенные.
Они легли и уснули, как накануне, и их звучный храп присоединился к слабеющему дыханию старика.