Чимака проглотил досаду:
— Мы отправимся на похороны?
Джиро оскалил зубы:
— Айяки был моим племянником. Остаться дома, когда отдают последние почести его праху, означало бы расписаться в своей виновности или в трусости, а нам не в чем себя винить. Да, его мать — мой враг, и теперь я свободен от любых обязательств перед ней, и никакие союзы не помешают мне расправиться с Акомой. Все это так, но в погибшем мальчике текла кровь Анасати! Он заслуживает такого же уважения, на какое вправе рассчитывать любой внук Текумы Анасати. Мы возьмем с собой какую-нибудь семейную реликвию, чтобы возложить ее на погребальный костер. — Глаза Джиро сверкнули, и он закончил свою речь:
— Традиция требует нашего присутствия!
Оставив при себе собственное мнение по поводу этого решения, верный сподвижник поклонился в знак покорности. Игра Совета коренным образом изменилась с тех пор, когда Мара из Акомы делала в ней первые шаги; однако в глазах Чимаки это нескончаемое состязание все еще сохраняло притягательность игры с высочайшими ставками; ничто в жизни не вдохновляло его так, как причастность к запутанным клубкам цуранской политики. Целеустремленный, словно взявшая след гончая, он поднялся на ноги, охваченный возбуждением предстоящей охоты.
Он вполне сознавал, что события могут принять и неблагоприятный оборот, но даже это не мешало ему чувствовать себя почти счастливым. Покидая парадный зал, он уже бормотал что-то себе под нос, обдумывая указания, которые необходимо разослать с гонцами. Предстояло дать солидные взятки, дабы развязать языки, но если собранные по крупицам сведения подтвердят его теорию, то игра будет стоить свеч. Пока слуги раздвигали дверные створки, чтобы выпустить его, на губах Чимаки играла дьявольская улыбка.
Сколько лет уже ему не выпадало случая испытать себя в единоборстве умов с достойным противником! Поединок с властительницей Марой обещал доставить подлинное наслаждение, если уж нельзя остудить жар одержимости, снедающий властителя Джиро, и тот обречет Акому на уничтожение.
***
Мара беспокойно металась во сне. Ее горестные стенания разрывали Хокану сердце, и ему хотелось сделать хоть что-нибудь — дотронуться, приласкать, — лишь бы облегчить ее муку. Но с момента гибели Айяки Мара спала совсем мало. Даже эти немногие часы сна, полные ночных кошмаров, давали ей некую толику отдыха. Разбудить — значит заставить ее вернуться к реальности, осознанию утраты и к жестокой необходимости через силу держать себя в руках.
Вздохнув, Хокану принялся рассматривать узоры, начертанные лунным светом, льющимся в комнату через стенные перегородки. Тени в углах казались чернее обычного, и даже присутствие удвоенной стражи у каждой двери и каждого окна не могло вернуть отлетевшего ощущения покоя и мира. Наследник Шиндзаваи и муж Слуги Империи чувствовал себя сейчас безмерно одиноким. Ничего у него не было: лишь рассудок да огромная любовь к измученной женщине. Предрассветный воздух был холоден — необычное явление для провинции Зетак, хотя, возможно, объяснимое близостью дома к озеру. Хокану встал и накинул легкий халат, сброшенный ночью. Завязав пояс, он остановился, скрестив руки и глядя на спальную циновку.