– Вам необходимо отдохнуть, – заметил Сокол. – Почему бы вам не лечь в постель? Утром…
– Нет! – прервала его Ланна, резко взмахнув рукой, словно отметая его предложение. В этом нервном жесте выразилось все переполнявшее ее возбуждение. – Я не могу лечь спать, не узнав, как чувствует себя Джон. Я не смогу уснуть. Как вы не можете этого понять! Ничего удивительного – вы явно не были так близки с Джоном, как я.
– Если вы знаете его так хорошо, то должны понимать, мистер Фолкнер берет от взаимоотношений очень много и очень мало дает взамен, – Сокол занял прежнее положение в кресле, наблюдая за Ланной поверх чашки с горячим кофе.
– Это неправда, – запротестовала она. – Джон всегда был очень щедрым.
Черная бровь изогнулась дугой.
– Щедрым? О да, в материальном смысле… Но он становится очень эгоистичным, когда дело доходит до того, что надо отдавать самого себя.
– Нет, – в это Ланна отказывалась поверить.
– Взгляните-ка нa себя. Вы верили ему, принимали все, что он говорил, за чистую монету. А как он отплатил вам? – насмешливо спросил Сокол.
– Как вы можете так говорить об этом? – с упреком воскликнула Ланна. – Он сейчас в больнице и в данный момент борется за свою жизнь, а вы шутите здесь, смешивая его с землей.
– Я сказал правду, а правда никому не может повредить. Ну а что касается того, что Фолкнер бьется за свою жизнь, – Сокол помолчал, затем криво усмехнулся, – то даже сейчас, независимо от того, находится он в сознании или нет, он платит большие деньги дорогим врачам, чтобы те делали это за него.
– Почему вы так его не любите?
– Вопрос не в том, люблю я его или нет, мисс Маршалл. Речь идет всего лишь о том, что надо видеть недостатки. А они есть у нас у всех.
– Тогда, наверное, ваш недостаток в том, что вы слишком нетерпимы, – упрекнула она.
– Я? – По его лицу промелькнула стремительная белозубая улыбка, полная иронии. – Вы удивитесь, если узнаете, что я стерпел. – И с той же веселой легкостью Сокол перевел разговор на другую тему: – Откуда вы родом? Наверняка не из Аризоны.
Ланна опять позволила ему ускользнуть от темы, которой он избегал, и перейти к более безопасной. Ей нечего скрывать о себе. Или, вернее, почти нечего. Она кратко рассказала о своем детстве в Колорадо, о том, как умерла мать, когда Ланне исполнилось одиннадцать лет, и о том, как отец вторично женился, когда она училась в колледже. Единственное, о чем она умолчала, – это о своей неудачной любви к женатому человеку, оставившей болезненный шрам в ее душе. Но об этом расскажешь не всякому: Сокол – не Джон.