– Конечно, решение за тобой. – Повернувшись к жене, он взял ее за руку. Их любовь и в самом деле не угасла с годами. Не выраженная словами, она была почти физически ощутима, когда они улыбнулись друг другу. – Пойдем вниз, Анха, пора начинать вечер. К чему пропадать продуктам и шампанскому. – Калеб повернулся к застывшим в ожидании Аннике и Рут. – Я извинюсь перед гостями, Анника, но сказать об этом Ричарду тебе придется самой.
У Анники словно гора с плеч свалилась. Она подбежала к родителям и по очереди обняла их. Впервые за много дней у нее было легко на душе. Высоко подняв голову, она решительно проговорила:
– Пришли сюда Ричарда, папа. Я скажу ему, что свадьба отменяется.
Февраль 1892 года.
Скалистые горы
Яркая полная луна висела над горными вершинами, отбрасывавшими тени на долины и ущелья. Покрытые снегом открытые склоны гор серебрились в голубоватом свете. Ночь была морозной и безветренной. Леса, росшие у подножия гор и окаймлявшие долины, застыли в молчании. Лунный свет освещал плывущие высоко в ночном небе облака, похожие на бесприютные призраки.
В одной из таких долин, приютившись среди широкохвойных сосен и сбросивших листву осин, стояла рядом с журчащим потоком старая хижина. Ее выщербленные непогодой стены выглядели такими же древними, как и окружавшие ее горы. Золотистый свет лампы лился из маленьких неправильной формы окошек, расположенных по обе стороны от двери, над которой висели огромные рога лося. К стенам хижины были прикреплены шкуры различных животных: волчьи с длинным пушистым мехом, бобровые, канадского снежного барана. На снегу вокруг хижины валялись вывалившиеся из поленницы дрова, обломки звериных копыт и рогов, стоял чурбан для колки дров. За хижиной располагался маленький сарайчик с односкатной крышей. Он выглядел еще более ветхим, чем хижина, и, казалось, должен был вот-вот рухнуть. В снегу была протоптана тропинка, которая вела от двери хижины к краю близлежащего леса.
Внутри скудно обставленного жилища двое мужчин вели приглушенный разговор, сидя у огня, плясавшего, потрескивая, в каменном очаге, занимавшем почти целиком одну стену хижины. Один из мужчин был гостем. Он был стар. О его возрасте говорили спутанные седые волосы, густая борода и избороздившие круглое лицо глубокие морщины. Выцветшие голубые глаза, видевшие за жизнь столько, сколько обычному человеку не увидеть и за десять жизней, задумчиво уставились на пламя, лизавшее поленья в очаге. Он сидел на самодельном стуле с прямой спинкой, упершись локтями в неровный стол, отделявший его от хозяина. Одежда его, сделанная из выдубленной кожи и выношенной почти до прозрачности шерсти, была такой же грубой, как и его жизнь. Куртка была очень широкой в плечах, ибо старик был крупным мужчиной, на груди она была распахнута, оставляя открытым довольно объемистый живот. Старика звали Тед, вернее Старый Тед, а фамилию его все давно забыли. Подобно большинству горных жителей он путешествовал один. Его единственной спутницей была чихуахуа, которую он называл Мышкой и носил под курткой. Собачка была с ним с того дня, когда он выменял ее у одного мексиканца на мула, каковой обмен все при нем присутствовавшие единодушно признали весьма выгодным для мексиканца. Мышка, питавшая величайшую неприязнь ко всем, кроме своего хозяина, лежала на его груди, спрятавшись под бородой, и похрапывала.