Хосе дернул Ариеля за рукав и показал глазами на незнакомца. Эджби встал и вежливо улыбнулся, а Кузниц сказал Ариелю:
– Куда ж я пойду в трусах. Ты мне принеси штаны, – посмотрел на визитку, которую, оказывается, до сих пор держал в руке, и, перейдя на английский, представил Эджби:
– Это г-н Эджби из Отдела по борьбе с терроризмом.
Хосе хмыкнул и ничего не сказал, а Ариель витиевато представился, демонстрируя свой рыкающий американский акцент а ля Виллис Кановер.
Эджби опять помахал удостоверением, сказал, что он из Отдела по борьбе с терроризмом (опять не уточнив, какого), и предложил перейти в номер г-на Мартинеса или г-на Заре-пански (имелся в виду Заремба-Панских) not to disturb Mr. Kuznitz any longer[8] и поговорить.
– Пошли ко мне, – сказал Ариель по-английски и добавил по-русски, – штаны тебе, Генрих, я сейчас заброшу и выпьем с тобой, стрессы снимем. – Он уже поднял с пола брошенный пакет с бутылкой, заглянул в него, убедился в сохранности содержимого и с тех пор бережно прижимал пакет к груди.
Когда они ушли в номер Ариеля, сопровождаемые турецким полицейским с автоматом, Кузниц, как мог, постирал свои джинсы, вывесил сушиться на балконе, с удовольствием вымылся, долго стоя под душем, надел чистые трусы и шорты. Он вспомнил, что, оказывается, взял шорты в рассуждении ходить в них в бассейн при гостинице и как-то о них забыл.
В чистой футболке и шортах он уселся на балконе в белое пляжное кресло и стал потихоньку прихлебывать взятую из мини-бара кока-колу, курить и смотреть на улицу. После душа он уже почти успокоился и подумал, что надо пойти позвонить Инге, пока про теракт не сообщили в новостях, но идти звонить было еще рано – Инга будет дома только вечером.
Балкон выходил на перекресток перед гостиницей, и там все уже было, как обычно в выходной день. Было уже три часа пополудни, и об утреннем теракте ничто не напоминало, кроме двух полицейских, оставленных у входа: увезли раненых и убитых (полицейские сказали, что убили троих израильтян и мальчишку-посыльного, который как раз выходил из гостиницы), ушли следователи, очевидно, так ничего и не разузнав, разошлись даже стервятники-журналисты, слетевшиеся на кровь в огромном количестве, убрали разбитое стекло. Прохожие, правда, поглядывали на гостиницу и переговаривались, показывая на дверь с выбитыми стеклами, а так об утреннем ужасе уже не напоминало ничего. Бойко шла торговля жареными каштанами на углу, мальчишка на велосипеде привез газеты, и швейцар вышел из отеля и взял у него пачку.
Кузниц посмотрел на соседние балконы и увидел на одном из них загоравшую израильтянку или арабку. «Хотя едва ли арабку, скорее, американку, из этих двух супружеских пар, о которых говорил Эджби», – подумал он, вспомнил дурацкое, на его взгляд, изречение (Библия что ли?): «Пусть мертвые хоронят своих мертвых», мысленно выругался и отправился к Ариелю за штанами.