Он покачал головой. Да, сказал. И именно то, что ему хотелось сказать. С ней все будет в порядке. Он дал ей то, чего она хотела. Он вернул ей ее юность.
Шон провел по лицу тыльной стороной ладони, стирая пот и выступившие слезы. Глубоко вздохнув, он одолел последние ступени. Он не мог сказать ничего определенного о своей дружбе с Мэгги. Его тянуло к ней, и она, казалось, хотела понять его, а он в этом нуждался. В этом не было ничего плохого. Хилари, если у нее есть хоть капля совести, не может пожаловаться на то, как все повернулось. Это было то, чего она хотела, – и у нее были все основания хотеть этого.
Мэгги уже ждала его, сидя в своей «витаре» и рассматривая карту. Когда Шон встретился с ней взглядом, она одарила его необыкновенно счастливой улыбкой и, поднявшись, помахала рукой. Ему стало хорошо. Он почувствовал прилив энергии и побежал к машине, запрыгнув в нее одним впечатляющим прыжком. Она захлопала в ладоши и чмокнула его в щеку.
– И куда мы едем? Давай, давай – скажи мне!
– Успокойся! – засмеялась она. Он начал щекотать ее.
– Ну расскажи!
– Расскажу, когда приедем. Веди себя хорошо! Расслабься и наслаждайся поездкой!
Он наклонился и осторожно поцеловал ее в шею.
– Спасибо, – сказал он.
Ей было приятно, но она старалась не показывать этого.
– За что?
– За то, что пришла мне на помощь. Спасибо!
Она шлепнула его по руке.
– Веди себя прилично!
Он откинулся на спинку кресла и наслаждался ветром, треплющим волосы. Они свернули у Альмунекар и начали подниматься в гору.
Пастернак чувствовал себя глубоко несчастным. Он ничтожество. Он просто неудачник.
Девушка, которую он хотел, девушка, которую – надо быть честным – он любил, залезла к нему в постель, чтобы соблазнить его. Все, что ему нужно было сделать – это… сделать это. Но он не сделал. Он лежал как большая перепуганная медуза, прикидываясь, что спит, до самого утра, пока она не собралась и не ушла.
Какой позор! Чертов неудачник! Он ненавидел себя и хотел умереть.
К нему заглянул Мэтт, чтобы посмотреть, как он себя чувствует.
– Я сказал остальным, что мы встретим их на пляже.
– Угу.
– Ты пойдешь?
Пастернак ответил самым жалобным голосом, которым объяснял матери, что не может идти в школу, когда там играют в футбол:
– Я лучше посплю, пока не приду в себя.
– Ладно. Хорошо. Ты знаешь, где нас найти. Мэтт закрыл дверь. Пастернак смотрел в стену. Он знал наверняка, что у него никогда больше не будет такого прекрасного шанса. Она была сексуальной, живой, умной, забавной, терпеливой, и она обожала его! Не было никакой проблемы!
Он застонал и перевернулся на другой бок. Оставалось всего две ночи. Две ночи, чтобы что-нибудь придумать.