A под ним я голая (Доброва) - страница 34

* * *

К черту! Домой и креслокачаться!

* * *

В шесть утра я проснулась, поняла, что у меня ангина, и заплакала.

* * *

В девять позвонит Пал Палыч.

А я ему скажу: «Я чувствую себя такой несчастной, что даже вас мне не хочется видеть».

* * *

Точность – вежливость королей. Тут Палыч своего не упустит. Телефон вздрогнул и разразился руладой ровно в девять ноль-ноль:

– Живы? И слава Богу! – И короткие гудки.

Я даже сказать ничего не успела. Ничего себе, думаю. Ну как это называется?

* * *

– Я вам специально тогда позвонил, думаю: интересно, вставит в свои клочки или нет?

* * *

Ах ты, гад!

* * *

Что делает женщина, когда ей плохо? Ходит по магазинам.

* * *

И тогда я выпила панадол и отправилась поглазеть на витрины. В «Подарках» ничего хорошего не было. Хозяйственный оказался на учете. В булочной от сладкого запаха леденцов опять захотелось плакать.

В «Коврах» я сделала, наконец, покупку. Носовой платок. Папа потом смеялся.

* * *

С Мишей мы не виделись полгода (на самом деле – два месяца). Иногда я придумываю какой-нибудь повод, чтобы ему позвонить, но вообще такое со мной случается редко.

А сегодня опять не выдержала.

– Приезжай ко мне в гости! Нарежем сыр веером, посмотрим Вермеера… – от неуверенности я рифмую на ходу. Глупо… Но первое, что в голову пришло.

– Не Вермеера, а Вермера.

– В моем альбоме написано: «Вермеера».

– Выкини его в помойку, свой альбом!

* * *

Опять все закончилось склокой.

* * *

Мне снился сон.

Я стою в самом длинном и гулком коридоре филфака. За окнами темень, все уже разошлись, но я кого-то жду. В руках у меня буханка черного хлеба, и я, то ли от голода, то ли от скуки, отламываю по кусочку и ем. Наконец из дальних дверей выглядывает Миша и просит меня здесь не стоять, а подождать его в сквере.

Я выхожу, сажусь на скамейку напротив главного входа. Вскоре Миша показывается на крыльце, сбегает вниз по ступеням…

Я поднимаюсь, распахиваю руки навстречу. Мы бросаемся друг другу в объятия, валимся наземь, катимся по траве. Я хочу поцеловать его, но не могу. Еще раз пытаюсь – и не могу.

Потому что во рту у меня недожеванный черный хлеб.

* * *

Когда человек уходит, проблема не в том, что его больше нет, – а в том, чтобы вылюбить его из себя.

* * *

Радужное кружево моего сна безвозвратно похерено.

Просыпаюсь от грохота, железного жуткого лязга, гул нарастает, звук отдает во всем теле, заползает в руки и ноги, вибрирует, ввинчивается в мозг, фонтаном рассыпается в черепе. Что это?!!

* * *

Я открыла глаза.

Была конечная станция, и баба, толстая метрополитеновская баба в красном картузе, лупила ручным семафором по поручню, чтобы меня разбудить.