— Ге-е-ен! Где ты-ы-ы?! Иди домо-о-ой!
Вера дернулась, выскользнула из Генкиных рук, села и испуганно завертела головой — ей вдруг представилось, что кто-то мог все это время видеть их.
— Мать, — усталым голосом сказал Генка. — Надо идти. Ей одной трудно и с сеструхами, и с хозяйством… Идти надо.
А сам подтянул колени к животу, подложил ладони под щеку и закрыл глаза, будто спать собрался.
— Ну так ты иди, — тревожно сказала Вера. — Что ты калачиком свернулся? На ночевку, что ли, устраиваешься? Иди, зовут же!
— Ге-е-ен! — опять понеслось от огородов. — Где ты-ы-ы?!
— Сейчас, — бормотнул Генка, не открывая глаз. — Вер, уходи… Ты первая, а то я не уйду.
Вера немножко расстроилась, что Генка не назвал ее Аэлитой, но тут же решила, что это потому, что он сам расстроился — из-за того, что приходится расставаться. Это ее утешило.
— Приходи завтра, — сказала она как можно ласковее. — Вечером, ладно? После тренировки. Палыч уйдет — и я на этот берег переплыву. Хочешь?
— Да, — почему-то сердито сказал Генка, открыл глаза и уставился на нее волчьим взглядом.
— Я обязательно приду, — радостно пообещала она, с разбега прыгнула в воду, за несколько секунд переплыла на другой берег, выбралась на плотик и оглянулась.
Генки уже не было. Ну и ничего. Его мама звала. Он ответственный. Он любит свою маму, и сестренок тоже любит. И Веру любит. Сказал, что она не такая, как все. Аэлита.
— Ты где это допоздна пропадаешь? — насыпалась на нее бабушка. — О, мокрая! Опять без Палыча в Тихом Омуте бултыхалась? Сколько раз я тебе говорила: не ходи туда одна!
— Я не одна была, — весело откликнулась Вера. — Я с Генкой.
— Вот уж успокоила! — рассердилась бабушка. — С Генкой! Сколько раз я тебе говорила… Ты помнишь, что я тебе говорила?
— Помню, — безмятежно подтвердила Вера. — В пятак — и удирать. Да не, бабуль, это не тот случай. Он не такой. И я не такая, он сам сказал.
— Ты-то не такая, да он-то… — Бабушка повздыхала, подумала, пожевала губами и все-таки докончила: — Он-то, говорят, еще с зимы с Любкой путается. С шалавой этой крашеной.
В душе Веры даже не дрогнуло ничего. Нет, в самом деле не дрогнуло. Подумаешь — Любка! Она-то, Вера, все равно не такая, как все. Она Аэлита.
— Подумаешь — Любка! — так же безмятежно сказала Вера. — Я-то тут при чем? Да и врут про Любку, скорее всего. Генке только семнадцать, а Любка старая уже.
— Любке всего двадцать шесть, а Генке уже семнадцать, — обиженным тоном сказала бабушка. Наверное, своего последнего мужа вспомнила. — А тебе, Верка, всего пятнадцать. Рано еще тебе со взрослыми мужиками целоваться.