Я понимала, что вот-вот начнет светать. Мне стоило поторопиться с моими новыми идеями. Мысленно перебрав все содержимое своего рюкзака, я остановила выбор на белой рубашке Романа, достала ее и безжалостно порвала на две части. Один кусок забросила на яблоню, а второй повесила на раму окна. После этого я перетащила ящик обратно, засунула в него все, кроме молотка, а сам молоток положила на капот «Ситроена». Зачем? На этот вопрос предстояло ответить Татьяне Владимировне. А у этой женщины было очень богатое воображение!
Благополучно вернувшись домой, я позвонила на мобильник, лежавший в вазе. Интересно, каково это – услышать вместо звонка будильника голос своего покойного сына?
* * *
В десять утра Татьяна Владимировна позвонила Ковалеву со своего мобильника, поэтому я слышала только одну часть их диалога:
– Витя, что это за шутки?! Ты сам знаешь, о чем я! Не надо делать из меня дуру! Ты согласился со мной, что и как мы потом поделим, так зачем же ты начинаешь этот перекрой раньше времени, да еще вот так, втихаря? Ты хочешь сказать, что не приезжал ночью сюда? Но в гараже определенно кто-то был, там окошко открыто, какие-то тряпки на нем висят… Это в твоем духе – швырять вещи куда попало! Не ты? А кто же тогда? Воры? Неужели машину угнали?! Я не проверяла, потому что не могу найти ключей от гаража, ни того, ни другого. Где? Поняла, сейчас поищу…
Примерно через час Татьяна Владимировна перезвонила Виктору Николаевичу и прерывистым голосом ему сообщила: «Машина на месте. Это ветром окно открыло. Все нормально. Нет, тебе показалось».
Наверное, Ковалев понял по голосу, что его бывшая супруга крайне растеряна. Он слишком хорошо знал все ее интонации, чтобы по нескольким коротким фразам определить – что-то лишило ее обычной уверенности в себе. Татьяна Владимировна опровергла его предположение и сразу же отключилась. Она не сочла нужным рассказать ему о чем-либо. Ни о том, что уже вторую ночь подряд ее будит голос сына. Ни о том, что она сегодня обнаружила в гараже.
Я слышала на разных волнах одно и то же: «Зажигалка, фотография, молоток, рубашка…» Значит, Ковалева ходила из комнаты в комнату, вновь и вновь повторяя эти слова, но в разном порядке: «Рубашка, молоток, фотография, зажигалка… зажигалка, молоток, рубашка, фотография…» Татьяна Владимировна решала мой ребус самостоятельно. Даже лучшей подруге Ирочке не позвонила. Если в прошлый раз та послала ее к аптекарю, то теперь уже прямо порекомендует подруге обратиться к психиатру.
Ковалева считала себя вполне здравомыслящей личностью, поэтому она не нуждалась в подобном совете. Она напрягала свой головной мозг, размышляя вслух: «Может быть, это – Дашка? Или ее белозубый дружок? Вряд ли, они уехали отсюда. Дашка забрала из консультации медкарту. Я это уточнила. Неужели Виктор?! Не похоже. Он слишком хорошо знает, чем ему это грозит! Если я его поймаю, ему это очень дорого обойдется. Галочка? Эта деревенская шлюшка слишком глупа. Но кто же тогда? Кто?! Неужели Ирочка? Зачем ей это? Из зависти! Да, она, пожалуй, способна на такие шутки»…