Макс, махнув рукой, отходит к столу. Наливает себе полный стакан, накидывает в чью-то испачканную плошку маринованного мяса и уходит к коновязи. Присев на корточки и прислонившись к ограде, он ест и поглядывает на Серко. Конь фыркает, приседает, натягивая чумбур – но, услышав строгий окрик, замирает на месте и лишь косит вишневым испуганным глазом. «Не тебя, бля, ем», – невнятно говорит Макс, жуя, и покрепче прижимается спиной к столбу.
– Приезжает вниз, – доносится Мишин голос. – Ну, запил, конечно, с испугу. Этот… стресс у него, во! А у него невеста была, хорошая невеста, скромная… И вот встречает она его, не поздоровалась даже, сразу говорит: «Есть хочу». Он глядь – у девки глаза будто не ее… Тут мужик, конечно…
Тихий шорох травы под легкими ногами заставляет Макса поднять голову.
– Чего приперлась? – спрашивает он. Глаза Кати расширяются, и она отшатывается, прикусив губу. – Я тебя не люблю, – тяжело говорит Макс, заставляет себя отвернуться, стискивает кулаки. За спиной раздается полувздох-полувсхлип, быстрые удаляющиеся шаги. Макс склоняет голову набок, прислушиваясь. «Мясо», – еле различимо шепчут ему, и от неуловимого дыхания шевелятся волоски на загривке.
Он дожевывает последний кусок мяса и громко рыгает. Настороженно прислушивается к давящей тяжести в желудке. Допивает остатки спирта и, покачиваясь, идет к дому, оставляя в серебристой от росы траве темную полосу.
Хлебное тепло комнаты ударяет в голову.
– Ленка, я мясо возьму да поеду… – он спотыкается об ножку стола и тяжело обрушивается на пол.
– Ложись уже здесь, блин! – кричит Лена. – Куда ты в таком виде поедешь?
– Коней посмотреть…
– Кого смотреть, с утра соберешь. Совсем сдурел… Вроде немного выпили-то! Ты бы конопли меньше курил!
Макс до хруста сжимает зубы и тяжело отталкивается от стола.
– Поеду, – повторяет он, обвисая на дверце холодильника и слепо шаря по полкам.
Подковы звенят по гальке, по колее вьется чистый ручей, копыта разбрызгивают воду. Туристы уже почти полчаса идут по разбитой дороге – здесь явно частенько ездят на грузовиках. Кусты смородины и ивы подступают к самой обочине. Первый восторг от выхода на маршрут прошел, и Катя успевает почувствовать разочарование, – неужели весь поход так? – когда дорога выводит на небольшую поляну и исчезает, разделившись на две тропы. Одна идет к броду через шумную Сугойну, вторая – уходит вверх по узкой долине, по лугу с короткой, объеденной скотом травой. Там виднеются какие-то постройки, часть склона огорожена и вытоптана в пыль; чуть выше пасутся пятнистые бычки. Катя, привстав на стременах, всматривается в скрытую деревьями избушку.