Командиров лодки иногда вовремя предупреждали о "бегунах по кругу". Винты торпеды вращались со скоростью в несколько сот оборотов в минуту, издавая характерное высокочастотное жужжание и вой, которые были слышны акустику субмарины с большого расстояния, а затем, при приближении снаряда, — всей команде. Когда командир лодки получал такое предостережение, у него зачастую был шанс совершить погружение или как-то изменить курс, чтобы уйти от "бегуна по кругу". История, скорее всего, так и не ответит, сколько же из шестидесяти пяти пропавших без вести немецких субмарин встретили свою гибель в результате поражения "бегуном по кругу". К несчастью, последний дает мало времени на раздумья и не оставляет свидетелей.
В идеальных условиях (спокойное море, хорошее распространение звука под водой, раннее обнаружение и быстрая реакция) у Нойербурга могло быть чуть больше тридцати секунд, чтобы отреагировать на появление "бегуна по кругу". В неблагоприятных условиях, или если акустик замешкался (или оба обстоятельства имели место одновременно), у него было бы гораздо меньше времени.
Торпеда не взорвалась бы сразу же после удара о корпус лодки. Произошла, возможно, секундная задержка между контактом и детонацией, взрыватель на боеголовке торпеды щелкнул, и только потом произошел взрыв. Щелчок — характерный звук, который подводники никогда не перепутают ни с чем, — слышен, даже когда торпеда настигает удаленную цель. Перед самой детонацией он звучит достаточно долго для того, чтобы члены экипажа могли осознать, что это такое.
Большинство немецких торпед имели заряд от 680 до 780 фунтов мощной взрывчатки. Судя по повреждениям на затонувшей лодке, "бегун по кругу", скорее всего, ударил ниже боевой рубки, в самый центр подлодки. Людей, находившихся в этот момент на центральном посту субмарины (включая Нойербурга и Брандта), должно было разорвать взрывом на мелкие куски или почти испарить. Люди в соседних отсеках, похоже, также мгновенно погибли от контузии или от того, что их вмяло в механизмы ударной волной. Мощнейшие волны воздушного давления устремились в оба конца 252-футовой субмарины, возможно, метнув некоторых членов экипажа, как из гигантской пращи, на потолок, стены, друг на друга, вертя ими, как марионетками. Стальные двери были распахнуты настежь. Взрыв имел настолько чудовищную силу, что выгнул стальной люк, ведущий в дизельный отсек, и оторвал стальную задвижку с торпедного аппарата в носовом отсеке — помещении, самом удаленном от эпицентра взрыва. Сила взрыва была достаточна для того, чтобы распахнуть верхние люки, которые, как полагали поначалу Чаттертон и Колер, были открыты членами команды, якобы пытавшимися покинуть тонущую субмарину.