– И вы смогли бы это показать? – Потрясенная мистрис Маккэллум высоко подняла брови.
– Конечно. Это помогло бы мне скоротать бесконечное время. – Леонора повернулась к Диллону: – То есть если не станет возражать ваш хозяин.
– Милорд? – с надеждой спросила мистрис Маккэллум.
Диллон прищурился. Он вынужден был признать, что еще никогда комнаты его не сияли такой чистотой. Ему даже стало стыдно за остальные помещения Кинлох-хауса. Просто преступление держать такой талант взаперти. Пускай эта женщина хоть чем-то займется и не путается у него под ногами. Тем более что ему надо на несколько дней уехать из Кинлох-хауса – проверить, как обстоят дела с ополчением. Да и служанки смогут кое-чему научиться… Почему бы не перенять полезные знания у врагов, раз уж эта англичанка оказалась у него в плену?
– Под надзором Руперта вы можете передвигаться по Кинлох-хаусу. Но предупреждаю вас, миледи: если вы попытаетесь убежать, я приговорю вас к заключению в моих комнатах, причем связанной по рукам и ногам. Вы поняли меня?
Леонора почувствовала, как ужас подступает к ее горлу – и не только из-за этих угрожающих речей, но и потому, что он предпочел произнести их в присутствии такого количества любопытствующих служанок. К вечеру все до последней судомойки в замке будут осведомлены о том, какие оскорбления ей пришлось вынести. Но девушка смирила возмущенную гордость. Надежда обрести свободу стоила унижения.
Диллон увидел, как сверкнули ее глаза, прежде чем девушка опустила взгляд и тихо ответила:
– Да, я поняла.
– Женщина скоро спустится вниз, мистрис Маккэллум. А теперь оставьте нас. И позовите мою сестру. Я желаю, чтобы она вместе с остальными поучилась у англичанки.
Домоправительница, переваливаясь, прошла к двери, и служанки смиренно вышли вслед за ней. Пока Руперт придерживал для них дверь, Диллон сказал, обращаясь к нему:
– Ты тоже можешь подождать в коридоре. Мне необходимо переговорить с пленницей наедине.
Когда дверь закрылась, Диллон повернулся к Леоноре, которая подошла к камину и стояла, греясь у него.
Его острый, как лезвие кинжала, голос нарушил молчание:
– Твое невинное лицо меня не проведет женщина. Я знаю, какую игру ты затеваешь.
Она обернулась к нему, вздернув подбородок, и приготовилась к стычке, которая неминуемо должна была последовать за этим выпадом. Она видела, что Диллону с трудом удается сдерживать себя.
– Игру? Мне просто хочется скоротать бесконечные часы одиночества. Неужели вы предпочитаете, чтобы я оставалась в ваших комнатах и целыми днями лежала, оплакивая потерянную свободу?