Дженнифер встала, выключила лампу и отправилась в ванную. Горячая вода и несколько минут покоя позволят привести в порядок мысли, укрепиться в принятом решении и избавиться от волнения.
Она лежала в ванне, закрыв глаза и стараясь думать о том далеком будущем, когда ей не придется работать вечерами, когда Коннор окончит университет и найдет занятие по душе, когда…
Странно, но в ее мысли снова и снова проникал Мартин. Желание, с которым Дженнифер тщетно боролась всю ночь, не только не исчезало, но усиливалось: груди налились, соски набухли и отвердели, лицо горело… Обмануть себя очень трудно, и Дженнифер не стала придумывать объяснения, потому что научилась смотреть правде в глаза. Дело не в мечтах о спокойной жизни и тихом счастье.
Проблема в другом. Между ней и Мартином что-то есть. Это «что-то» возникло сразу, в тот самый миг, когда они увидели друг друга. Ее тянуло к нему так, как не тянуло никогда ни к одному мужчине. При мысли о нем сердце начинало колотиться, разгоняя кровь, пробуждая уставшее тело, наполняя каждую клеточку волнующим жаром. Воображение создавало десятки вариаций одной и той же картины, в которой менялись детали, но оставались главные персонажи, она и Мартин.
Дженнифер вышла из ванны, сняла с крючка мягкое пушистое полотенце и начала вытираться. Посмотрев в запотевшее зеркало, она снова вспомнила Мартина, его покрытую бронзовым загаром грудь, рану под ключицей…
Как же ему, должно быть, было больно! Сможет ли она помочь ему?
Сможет. Ее пальцы прикоснутся к золотистой коже, бережно разомнут неокрепшие мышцы, разгонят сковывающее их напряжение. А почему бы потом им не двинуться ниже, не спуститься от плеча к заросшей волосами груди, к напрягшимся потемневшим соскам, жаждущим ее прикосновения?
И что помешает им пойти дальше, по твердому животу к поясу шортов? Проскользнуть под него и наткнуться на возбужденную, горячую и трепещущую плоть, готовую откликнуться на ее ласки?
А если так, то кто остановит его? Кто запретит его рукам раздвинуть ее ноги и влажные складки между ними? Кто осмелится не позволить ему облегчить ее муку неторопливыми, но уверенными ударами? Кто удержит их обоих, когда их тела сольются в едином ритме, поначалу медленном, сдержанном, а потом ускоряющемся, безумном и безудержном?
Никто и ничто. Дженнифер осознала это, заметив, что ее руки, откликаясь на желание, уже поймали его пульсирующий ритм. Сдерживая рвущийся из глубины распаленного страстью тела стон, она посмотрела на себя в зеркало и по глазам, глядящим на нее оттуда, поняла, что неизбежное случится. Это предопределено.