, пол второстепенный во всех отношениях, назначение которого — держаться в стороне, на втором плане.
Господин Патиссо рассердился:
— А Жорж Санд?
— Исключение, сударь, исключение. Я приведу вам еще одну цитату из другого великого философа, на этот раз английского, из Герберта Спенсера. Послушайте: «Каждый пол способен, под влиянием особых стимулов, проявлять свойства, присущие обычно другому полу. Так, если взять крайний случай, грудные железы мужчины способны, при особом раздражении, выделять молоко; известно, что во времена голода грудные дети, лишенные матери, бывали спасены именно таким образом. Однако эту способность иметь молоко мы не относим к числу мужских признаков. Точно так же и женский ум, способный в отдельных случаях создать нечто возвышенное, не должен быть принимаем в расчет при оценке женской натуры как социального фактора...»
Господин Патиссо, уязвленный в присущих ему рыцарских чувствах, заявил:
— Вы, сударь, не француз. Французская галантность — это одна из форм патриотизма.
Господин Рад принял вызов:
— Да, во мне очень мало патриотизма, чрезвычайно мало.
Заявление это было встречено ледяным молчанием, но он спокойно продолжал:
— Вы, вероятно, согласитесь со мной, что война есть нечто чудовищное, что этот обычай истребления народов является пережитком дикарства и что если жизнь есть величайшее реальное благо, то не возмутительно ли, что правительства, обязанные защищать существование своих подданных, упорно изыскивают средства к их уничтожению? Не так ли? Но если война — вещь чудовищная, то не является ли патриотизм той идеей, которая порождает и поддерживает войну? Когда убийца убивает, то у него есть цель — украсть. Но когда один порядочный человек вспарывает штыком другого честного человека, отца семейства или, быть может, великого художника, то какая у него цель?
Все были глубоко задеты.
— Если у тебя такие взгляды, то нечего их высказывать в обществе.
Господин Патиссо возразил:
— Однако, сударь, существуют принципы, которые признаны всеми порядочными людьми.
Господин Рад спросил:
— Какие же именно?
Господин Патиссо веско ответил:
— Нравственность, сударь.
Господин Рад просиял.
— Один пример, господа, — воскликнул он, — разрешите один только маленький пример! Какого вы мнения о тех господчиках в шелковых фуражках, которые промышляют на бульварах небезызвестным вам ремеслом и этим живут?
Сотрапезники брезгливо поморщились.
— Так вот, господа, всего сто лет тому назад считалось вполне принятым, чтобы элегантный дворянин, щепетильный в вопросах чести, имеющий в качестве... подруги... «прекрасную и добродетельную даму благородного рода», жил на ее счет и даже окончательно разорил ее. Находили, что это очень милая шутка. Итак, мы видим, что нравственные принципы вовсе не столь незыблемы и... следовательно...