После этого один из постоянных зрителей и болельщиков Марио – врач футбольного клуба «Мадурейра» Алмир до Амарал и пригласил его в массажисты на смену старому, уходящему на пенсию Джиованни.
– Сеу Джиованни, – сказал при знакомстве растерянный Марио, – я ничего не понимаю в массаже.
– Я тоже, – улыбнулся старик. – Но занимаюсь этим делом уже тридцать лет. И постараюсь тебе помочь.
Это было в 1944 году. «Мадурейра» тогда была совсем не та чуть живая команда, которая сегодня поставляет очки всем без исключения. В «Мадурейре», которую содержал на свои деньги знаменитый воротила подпольной лотереи сеньор Анисето Москосо, играли многие из тех, кто впоследствии прославился в больших клубах и в сборной. Среди наиболее известных – Леле, Исаиас, Освалдиньо и самый знаменитый: Жаир да Роза Пинто,.
Именно Жаир, проданный вскоре в «Васко да Гама», и переманил его через несколько лет в этот самый знаменитый, сильнейший в те годы рио-де-жанейрский клуб, которым руководил тогда великий тренер Флавио Коста. Сделал это Жаир почти обманом. С помощью хитрого финта: в конце дня он подождал Марио около стадиона «Мадурейры», и когда тот, закончив работу вышел, чтобы пойти домой, предложил подвезти на своей машине. Потом, извинившись, сказал, что ему нужно подскочить на минутку в клуб, где он якобы что-то забыл. Марио пошел вместе с Жаиром. В кабинете директора его уже ожидали несколько картол, в том числе пара офицеров. А на столе лежал шикарный контракт. Постукивая ногтем по бумаге, подполковник строго сказал, что если Марио не подпишет договор, его тут же арестуют и отправят за решетку.
Что оставалось делать законопослушному и не слишком уж отважному негру?
Вместе с Флавио Костой Марио пришел и в сборную страны. Вместе с Флавио он стал участником, героем и жертвой незабываемой трагедии 16 июля 1950 года, когда считавшаяся непобедимой бразильская сборная проиграла в последнем матче чемпионата мира уругвайцам.
– Что тебе показалось самым ужасным в момент, когда закончился тот матч?
– Дикий контраст между той эйфорией, что царила перед матчем, и страшная тишина на трибунах после финального свистка судьи. Потом – раздевалка: почти все игроки рыдали. Флавио с черным, мертвым лицом ходил из угла в угол, не говоря никому ни слова.
В окнах раздевалки не было стекол, и помню, как будто это было вчера, как к нам заглядывали разъяренные, искаженные ненавистью лица торседорес. Как они размахивали кулаками и кричали: «Вы предали нас, сукины дети! Мы вас всех поубиваем!»
Полиция велела нам переждать. Мы сидели часа три, пока торсида не разбредется. Потом нас вывели из раздевалки. Почему-то повели через футбольное поле. Трибуны были пустые. Лишь в одном месте сидел, сжав голову руками, матрос.