– В каком смысле? – Ольга взяла расческу. Острые зубья застревали в колтунах, раздирая, дергая, выдирая волосы с корнем, но она продолжала чесать, словно в действии этом видела спасение.
– В обыкновенном. Он классный, да? И умный. И вообще... нет, ты не думай, Пашка, он просто...
Она поежилась и, забравшись на кровать с ногами, накинула на себя одеяло.
– Просто бедный. А бабка богатая. И мамка богатая. И... и в общем, они говорят, что Пашка – неподходящая партия. Но я ж не про партию думаю, я вообще замуж не хочу. Потом, может, когда состарюсь. А теперь вот...
– Мне кажется, он – хороший мальчик. Юноша то есть. Мужчина.
– Вот, ты понимаешь. А они нет. У них или чей-то сынок, или при бабках, а если ни того ни другого, то полный отстой. Но ведь человек сам по себе хорошим быть может, верно?
– Верно, – согласилась Ольга, осознавая, что нужно бы отрицать, что Юлька за такую «помощь» по голове не погладит, и наоборот даже. Но... но ведь и вправду человек сам по себе может быть хорошим.
– И Вадик хороший. Только врет. За дуру меня держит, сказками кормит. Только я уже взрослая, знаю, что русалок не существует. И не только русалок. Знаешь, теть Оль, иногда мне кажется, что вообще ничего не существует...
– Ты о чем?
Ксюха печально улыбнулась и, торопливо, стесняясь минутной слабости, сунула в рот конфету, разгрызла со смаком и только потом соизволила ответить:
– А ничего. Вечная любовь, верность до гроба, дружба... в книгах только и остались. Разве так правильно?
– Наверное, нет.
– А как правильно?
Этого Ольга не знала. Кажется, она больше ни в чем не была уверена, пожалуй, лишь в одном: встречаться с Вадиком ей не хотелось.
– Теть Оль... – Ксюха встала и, потупив глаза, совсем тихо сказала: – Теть Оль, ты только не ругайся, ладно? Но... в общем, дело такое, что... я Пашку попросила кой о чем узнать. И... он звонил... в общем, у тебя номерочка того следака не сохранилось? Пашка говорит, что дальше самим не нужно лезть. Велел сидеть дома и ждать. И Вадик то же сказал, а сам свалил на фиг.
– Куда ты попер, ирод рогатый! – Баба Нюра погрозила козлу хворостиной, но тот лишь башкой мотнул да, мекнув в ответ, продолжил прерванное занятие. Мурза медленно, со смаком и полным осознанием тяжести совершаемого преступления догрызал огурцы.
Он, падая острыми коленками на грядку, выбирал плеть потолще, потом подцеплял рогом и, поднимаясь, пятился, тянул, сдирая сочные листья и маленькие, только-только народившиеся огурчики, вминая в землю крупные желтые цветы да искоса поглядывая на хозяйку.
Рядом в разоренных грядках суетились куры, расклевывая и зеленоватые пока кабачки, и надгрызенные козлом огурцы, и яблочный опад...