С какой же ответственностью Сергей Федорович отнесся к этой работе! А ведь это был просто закадровый текст. Каждое стихотворение мы записывали чуть ли не по четырнадцать дублей!
«Стихи – это, можно сказать, высшая интонация» – эта мысль принадлежит Пушкину. В дневниках отца я увидела ее подчеркнутой, так же она была выписана и в мой дневник.
Вот эта высшая интонация и была мерилом, думаю, что не ошибусь, всего творчества Сергея Федоровича. Она заставляла работать в буквальном смысле слова до пота, до изнеможения, чтобы прочесть стихи на высшем пике собственного проживания.
Его чувство ответственности было феноменальным. Он создал себя сам. Из провинциального мальчика стал большим художником и в то же время сохранил свое прежнее, почти мальчишеское, сердце, отзывчивое на красоту, в вечном познании и изумлении перед божественными законами природы.
Лишь Человек – Венец и Царь Природы —
Встал вне закона над лесным народом!
– читал мой отец, стоя перед экраном снятого мною фильма…
Я обняла отца, его рубашка была мокрой от пота…
– Ну что? – почти робко спросил он меня, – получилось?
– Получилось, получилось, папа, спасибо…
– И тебе спасибо, Микола (так, на украинский манер, называл он Колю Бурляева). Стихи твои здесь к месту…
Сергей Федорович любил Колю. Когда мы расстались, Николай сам пришел к моему отцу и сказал об этом. Отец заплакал.
Нет, вовсе не безразличны мы были его душе – дети, внуки. Он не позволял себе быть просто отцом, просто дедушкой. Он всегда и во всем был художником.
Сколько людей подошло ко мне за последние годы! Уж не говорю о мосфильмовских ветеранах производственного звена, даже о старых вахтерах «Мосфильма», ко мне обращаются те, кто совершенно далек от кино, причем в разных городах:
– Я вашего папу видел однажды!
– Я участвовал в съемках «Войны и мира» под Смоленском!
– Я еще девочкой бегала на съемках пожара в Теряево.
– Помню его гуляющим по Летнему саду в костюме Пьера!
И неудивительно: ведь Сергей Федорович был создателем гигантских массовых сцен. Наверное, не меньше четверти населения России снималось в его фильмах. И память о нем для людей драгоценна – ведь они были участниками исторического действа! Он сохранил этих людей в истории. Перечитывая «Войну и мир», я была потрясена: там есть солдат по фамилии Бондарчук! Я даже какое-то время о себе в шутку говорила: «Солдат Бондарчук при исполнении!»
Отец считал, что художник не становится художником, если его не волнует история. Если он не знает ее, не любит, не копается хоть в каком-нибудь уголке истории своей страны, не помнит рода своего, то он, скорее всего, воинствующий мещанин и жизнь его пуста. Сергей Федорович воспринимал историю как «движение человечества во времени». Мне кажется, для понимания истории своего Отечества он сделал не меньше крупных ученых-историков. Когда он пишет: «Смею надеяться, что по двум фильмам – “Война и мир” и “Ватерлоо” – можно изучать эпоху наполеоновских войн и участие в них России», – он прав. Не сомневаюсь, что и к его «Красным колоколам» обязательно вернутся. Это совершенно недооцененная картина.