Триста тридцать четвёртый день (Феникс) - страница 4

И вот он упал на эти цветы, как обжегся. Все посыпалось с грохотом. Людвиг отскочил под кресло и ждал. Он уже рад был, что упал на подоконник, а не за окно. Обрадовался и вдруг вспомнил о Мейраксе.

- Я понял, Людвиг, твой хозяин - колдун. Когда я пролетаю через форточку, я становлюсь обыкновенной мухой, т.е. маленькой мушкой. И мне, конечно, не удержать тебя!

Пока Мейракс это говорил, Людвиг завороженно смотрел на него, и его обливало какою-то истомою. Вдруг он понял, что не сможет жить без Мейракса, и сказал ему это. Юноша выслушал очень серьезно и сказал, что, хотя мухи и не вьют гнезд, и не живут в жилищах, а постоянно странствуют, но он охотно сделает исключение Людвига ради, и погостит некоторое время, пока в нем будет нужда. А спать будет под крышей, там не мокро.

Людвиг ликовал. Он поймал еще одну мышь и потчевал ею гостя. Тут они вспомнили, что Мейракс не успел рассказать о себе. Людвиг устроился поудобнее в кресле огромной пепельной горой. Он замер. Сейчас в одну минуту могли рухнуть все надежды. Что если он плохих кровей?! Но если из цивилизованного мира! Хвост Людвига застучал по полу. Мейракс рассказывал.

- Когда-то давным-давно я, конечно, как и ты, надеюсь, не был тем, что я сейчас, т.е. мухой, а был известным писателем, хотя и звали меня Мухиан. Любил я лежать в тени своего дома, и чтобы молодая рабыня щекотала перышком в моем ухе. Любил лежать и рассказывать забавные истории, а отроки, без единой пушинки на лице, в коротких тогах записывали мои речи. Гермес и Афродита были моими спутниками, и жизнь была куда чудеснее, чем теперь!

Людвиг, зажмурив глаза, слушал голос Мейракса, и ощущал текущий по жилам бальзам, и слышал флейту, льющую мелодию, усыпляющую его. Ему уже снился сон, что они сидят на крыше с Мейраксом, который превратился в Эндимиона, и для их чувств нет никаких преград. А Мейракс наигрывал, как он предавался любви и гастрономическим удовольствиям тогда, в лучшей своей жизни...

Когда Жираев открыл беззвучный французский замок, и разделся, как всегда догола прямо в прихожей, он услышал в гостиной незнакомый голос. Прислушался. Некто нес какую-то околесицу, словно прочитывая биографию античного времени. Но кто? И кому?!

Судя по голосу, юноша, рассказывал об Афинах и тамошней жизни. Жираев хмыкнул про себя, подкрался на цыпочках и заглянул, вытянувшись, в окошко над дверью.

Что он там увидел! Волосы встали у него на голове, и судорога скрутила горло! Все флоксы были разбросаны и погибали на полу. Его коллекция флоксов! Его лакомство! Его пища! Его жизнь! Людвиг спал в кресле серой горой. По столу же прохаживалась какая-то отвратительная дрянь. Это была невероятных размеров муха - ростом с хорошего петуха. Она-то и рассказывала историю якобы своей жизни. На тоненькой шее мухи блестела золотая медаль Людвига, которая столько стоила Жираеву: припомнились взятки всем райкомовским работникам снизу до верху, и как он лизал им жопы сверху до низу, вспомнилась и "загадочная" смерть Большевика. Но что это! Муха остановилась, подцепила двумя лапами цветок флокса, протянула свой мерзкий хоботок и увлеченно, с блаженством долго говорившего, начала сосать сок.