— Пойдём в Королевство — сейчас. Вернёмся — всё поправим.
— Вот, — я свернула из пальцев фигу. — Вот так я купилась на твои враки.
— Зря. Потому что я говорю правду. А Саранча в трёх переходах от столицы.
— Не верю!
— Что, не идёшь в Королевство?
— Нет!
— А если я засажу тебя в колонию для несовершеннолетних?
Я сглотнула.
— Найди себе дохлую крысу и её запугивай. Я плевать на тебя хотела, Максимилиан. Я раньше тебя побеждала — всыплю и сейчас.
— Прямо-таки всыплешь?
— Иди на фиг!
— Жаль, — он отвернулся. — Тебя как по отчеству? Васильевна?
— Александровна!
— Счастливо оставаться.
Он потянул на себя скрипучую дверь библиотеки. Тут же выскочил из кабинета начальник. Я слышала, как Максимилиан говорит с ним в коридоре.
— Ошибка вышла, — сказал Максимилиан. — Приношу извинения от имени всей милиции. Та девочка — Лапина Елена Викторовна, а эта — Елена Александровна, случилось досадное недоразумение. До свидания.
И ушёл, оставив начальника стоять столбом.
Только через несколько секунд, когда внизу уже завелась машина, начальник пришёл в себя и завопил:
— Да как же так можно! Да это же… Я её родителям уже позвонил! Вы что делаете!
Машина укатила. Притормозила в воротах, чтобы дать дорогу белым «Жигулям», на которых приехала в лагерь моя мама.
* * *
Она так кричала на начальника, что мне сделалось его жалко. Мама требовала имя, фамилию, отчество опера, номер его удостоверения, ещё что-то, а начальник ничего этого не помнил, хотя опер — совершенно точно! — показывал ему документы. Мама кричала, что её чуть не хватил инфаркт, что она уехала с работы, что она заплатила водителю, что она всё это вычтет из зарплаты начальника и ещё сверх того, потому что ребёнку нанесена моральная травма. Сбежались все ребята и девчонки, и было очень неприятно, что Макс Овчинин тоже стал свидетелем этого скандала.
— На тебе, знаешь, лица не было, когда ты к корпусу подбегала, — он почему-то казался виноватым. — Я перепугался, честное слово.
— Разговор слышал?
— Нет… А опера видел. Странный мужик. Весь в чёрном — и белый-белый… На вампира похож.
— Близко, — признала я невесело. — Он некромант.
— Что?
Тут нас прервали — мама заявила, что забирает меня домой. Я хотела было возразить, но передумала — смены-то осталось два дня, а мама так расстроилась из-за этой дурацкой истории, что не хотелось с ней ещё и спорить. Начальник сопел, как побитая собака; ему, человеку честному и ответственному, досталось ни за что ни про что, но как его утешить, я не знала.
Ребята и девчонки так жалели, что я уезжаю, что мне даже сделалось лестно. История о том, как полоумный мент сперва обвинил меня в убийстве целой кучи народу, а потом сказал, что обознался, будоражила и поварих, и уборщиц, и воспитателей, и физрука. А я бросала вещи в чемодан, как в замедленной съёмке, и всё пыталась сообразить: это было на самом деле? Мне не приснилось? Максимилиан?!