Название станции мне ничего не говорило. Я не сильно этому огорчился и, не задерживаясь на перроне, прошел в зал ожидания. Здесь было довольно шумно. Чего я никогда не мог понять — это зачем люди постоянно переезжают с одного места на другое. Что они ищут? А может, от скуки ездят друг к другу в гости? Возможно.
Лично я никогда не был в гостях и не испытывал в том особой нужды. Я приходил, куда желал, и брал, что хотел. В этом и заключался смысл моего существования.
Мне никогда не было скучно, в отличие от вечно скучающих обывателей.
Я прошел к висящему на стене расписанию и стал читать. Названия станций были мне абсолютно неизвестны. Но вообще-то я не блистал знаниями в географии.
Как-то меня это не интересовало. За всю свою недолгую жизнь я ни разу не покидал родного города, где родился и жил. Мне вполне хватало простора для «активной деятельности» в родных местах, и первое мое путешествие было за непроницаемыми стенами тюремного «катафалка».
Ближайший поезд должен был прибыть через пятнадцать минут. Не долго думая, я подошел к кассе и взял билет до конечной станции. Кажется, все шло как нельзя лучше. Но я не стал расслабляться. Еще оставалось пятнадцать минут. За это время могло произойти все, что угодно. Идти на перрон было опасно, и я спрятался за автоматическими камерами хранения. Отсюда хорошо просматривался весь зал ожидания и вход в него. И что было особо важно, сзади меня находилась дверь в туалет. Пусть в женский, но все же хороший путь к возможному отступлению.
Время текло на удивление медленно. Висящие на стене вокзала большие старинные часы, казалось, смеялись надо мной. Минутная стрелка стояла на одном месте, и, только когда мои нервы натягивались до предела, она, словно сжалившись, резко перескакивала на очередное деление. Время шло, и, значит, неотвратимо близился час моей полной свободы. Чтобы чем-то занять свои мысли, я принялся рассматривать людей в зале ожидания.
Шестеро девчонок не старше пятнадцати лет под присмотром старой монахини, кажется, направлялись в какую-то приходскую школу. Они поглядывали на группу хипповых пацанов, о чем-то шептались и время от времени громко, раскатисто хохотали. Монахиня пыталась пристыдить воспитанниц, но только зря напрягалась.
Девчонок это забавляло еще больше. Несколько солидных пассажиров осуждающе поглядывали то на воспитанниц, то на хиппарей, возраст которых колебался приблизительно от двенадцати до тридцати лет.
«Оторванное поколение», — вспомнил я чьи-то заумные слова и усмехнулся.
Кажется, этому «оторванному поколению» было глубоко наплевать на всякое осуждение со стороны проспавших жизнь обывателей.