Поручик Селиванов, помогая себе зубами, перетянул раненую руку куском ткани, оторванной от рубахи. Каким-то чудом роте удалось отбить еще одну атаку махновцев, соседняя рота тоже держалась из последних сил. Во время атаки ему приходилось не столько стрелять по цепи противника, сколько следить, чтобы не разбежалась присланная ему на подмогу гражданская шваль. Молодец Стеклов! Хороший офицер, когда надо, рявкнул на свою инвалидную команду и даже «наганом» пригрозил, чтобы они поняли – сейчас для них безопаснее сидеть в окопе и отстреливаться, а не удирать по открытому полю под пулями махновцев и собственных офицеров, которые шутить не будут.
Неужели опять? Снова впереди показалась черная цепь махновцев. При виде этого зрелища барин в тяжелой шубе заверещал, как поросенок, и полез из окопа – прочь, в сторону города.
– Стой, сволочь! – яростно крикнул Селиванов и передернул затвор винтовки. – Стой, скотина, стрелять буду!
Барин, ополоумевший от страха, ничего уже не слышал и не соображал. Он только дико повизгивал и полз на бруствер, съезжая обратно по скользкой глинистой земле.
Селиванов вскинул винтовку и выстрелил над головой дезертира. Тот грохнулся на дно окопа, глаза у него были белые от страха, но визжать перестал. Селиванов как следует тряхнул его за воротник шубы, вложил винтовку в руки и повернул в сторону врага:
– Стреляй, скотина! И не в воздух, мразь, а в махновцев! Иначе сдохнешь – или они тебя убьют, или я, что, впрочем, тебе будет уже безразлично!
Махновская цепь приближалась. Пули циркали над краем бруствера – нет звука отвратительнее для солдатского уха. Селиванов посмотрел на правый фланг своей роты и увидел, как падает навзничь штабс-капитан Стеклов.
«Все, теперь уже точно все. Эту атаку мы не отобьем». Подумав так, Селиванов ощутил вдруг странный покой. Теперь уже все равно, совершенно все равно, что будет, – ведь это уже конец… Только повинуясь многолетней солдатской привычке, он продолжал заряжать винтовку, наводить на вражескую цепь и стрелять, стрелять, стрелять…
Вдруг что-то изменилось. Какой-то новый звук дошел до его отупевшего, приглушенного, словно под наркозом находящегося сознания. Приподняв голову над бруствером, поручик оглянулся. Со стороны города подходил железнодорожный состав. Неужели пришло наконец подкрепление?
Поезд остановился в полуверсте от позиции. Отъехали в сторону раздвижные двери теплушек, и из вагонов начали выталкивать оседланных лошадей.
Кони скатывались по насыпи и вставали на ноги, отряхиваясь. Следом за лошадьми на насыпь выпрыгивали терские казаки Шкуро, выглядевшие свирепыми дикарями в своих папахах из волчьего меха. Они быстро ловили своих лошадей, поправляли седла и строились, готовясь к бою.