— Может, нам поступить проще и присесть во дворе на лавочке? — предложила она.
— Нет, лучше спрятаться от посторонних глаз. Знаете, про меня здесь и так все говорят, что я псих. Не хочу лишних разговоров.
— Ну, смотрите…
В подъезде ей в целом понравилось. Сухо, тепло, даже немного уютно. Мусора нет, и запахов, которые могли бы источать незакрытые люки мусоропровода, тоже не ощущается. В таких подъездах зимой прячутся влюбленные парочки, любители пива и наркоманы, и местных жителей не спасают ни замки, ни домофоны, ни бдительные бабушки.
Татьяна Николаевна поднялась по лестнице на площадку первого этажа, обернулась и вопросительно посмотрела на своего провожатого. Только сейчас она заметила, что куртка его неестественно топорщится на животе и поясе. Хотя, может, ей так кажется из-за своеобразного освещения.
— Ну, что дальше, Костя? Что за новые странности?
Он молча поднялся следом, подошел к лифту, нажал на кнопку вызова.
Отвечать на вопрос мальчик явно не торопился. И вот тут Татьяна Николаевна поняла, что совершила самую большую ошибку в своей жизни.
Черт возьми, а ведь она чувствовала! Она же прекрасно помнила его глаза во время того последнего сеанса, а его мерзкий голос до сих пор звенел у нее в ушах. И как она позволила себя уговорить?! Ведь она тогда решила, что парень кончит плохо и что обязательно потащит за собой еще кого-нибудь. Константин Самохвалов относился к тому типу молодых людей, которые никогда не расстанутся со своим грузом, несмотря на все попытки соответствующих специалистов. Это нравственный рак, неизлечимая травма, полученная во время взросления. Таких нужно сразу помещать в какой-нибудь хоспис, из которого есть только один выход — в печь!
Почему она позволила себя уговорить?!
Дерьмовый она психолог! Если выживет — выбросит диплом к чертовой матери!
— Что мы делаем в этом подъезде? — стараясь не сорваться, спросила она.
— Потому что в том подъезде живет моя мама. Она, конечно, дура, но я не хочу ее убивать. Пусть живет и вспоминает сынишку…
Приехал лифт. Открылась дверь. Костя схватил женщину за грудь и втолкнул в кабину.
— Давай-ка прокатимся…
…А потом произошло нечто совсем неожиданное. Настолько неожиданное, что Михаил, не дойдя до дверей подъезда всего пары десятков шагов, остановился, как после угрозы часового стрелять на поражение. Он даже обернулся назад, обменялся удивленным взглядом с Владимиром Петровичем. Тот был поражен не меньше.
С двух сторон во двор с ревом вкатывались машины чрезвычайных служб. Миша успел зафиксировать две белые «десятки» с сигнализацией на крыше, следом за ними — навороченный микроавтобус «скорой помощи» и такой же автобус с надписью «МЧС» на борту. С другой стороны неслись легковые иномарки с голубыми вертушками, а с улицы в квартал сворачивала пожарная машина.