… «Но здесь чертова гора трупов! — мысленно вопил он вечером 29 октября, сидя на сыром березовом бревне и закрывая уши от нарастающего воя. — Хренова гора, мать ее!!! И они меня сейчас сожрут!!!»
Он чувствовал приближение паники. Гул в ушах нарастал. Очевидно, что никто из мирно гуляющих горожан и катающихся на велосипедах спортсменов ничего этого не слышит. Поэтому им и комфортно здесь.
«Спокойно, спокойно, друг, — начал уговаривать себя Миша. — Для начала убери руки от ушей, встань, выпрямись и втяни воздух».
Он все так и сделал, правда, чуть медленнее, чем ему хотелось бы, но вроде все получилось. Ему стало намного легче. Гул начал стихать.
«Почуяли медиума, сволочи, — мысленно выругался Миша, — решили взять на абордаж. Живым не дамся!»
Он огляделся вокруг. Солнце снова скрылось за жиденькими тучами, по перелескам загулял легкий, но довольно холодный ветерок. Миша посмотрел на часы. Половина шестого. Скоро, к чертовой матери, стемнеет, и тогда ему будет здесь совсем некомфортно. Надо торопиться.
Он пошел вверх по пригорку на запад, на заходящее солнце, обходя поваленные деревья и кучи мусора. Народ здесь отдыхал активно — Миша насчитал штук пять костровищ, причем довольно свежих. «А ведь это те же самые люди, которые раскапывали могильник, — думал он по дороге, раскидывая своим посохом куски трухлявой древесины. — Те же самые люди, которые выходили на площадь и требовали правды. Теперь они сидят здесь, жрут шашлыки и ни хрена не чувствуют». От одной мысли о том, что здесь можно было жарить мясо и поглощать его в огромным количествах, запивая пивом, Михаила едва не вывернуло снова. К счастью, выворачивать было уже нечего.
Он поднимался все выше и выше, туда, где, по его предположениям, должен был располагаться мемориал. Вернее, где он так и не расположился, поскольку дело о расстрелах, репрессиях или просто захоронениях «неучтенного человеческого материала» в девяностых годах окончательно заглохло. Сейчас ему и подавно никто не даст хода. А что здесь по-прежнему кладбище, могильник — так мало ли их на Руси! Половина страны по костям ходит, и только немногим блаженным приходит в голову до сих пор искать героев и невинных жертв произвола по лесам и болотам.
Гул в голове стих. Скорее всего Миша научился с ним управляться. Правда, вместо гула появились какое-то шелестение и едва уловимый свист. Удивительно, как голова у него не начала болеть от обилия всяческих звуков. Наверняка все это закончится, когда он выйдет из леса. Миша посмотрел в ту сторону, откуда он пришел. Сквозь прорехи видны были аляповато-пестрые стены домов Тополиного квартала. Где-то там маячит и тринадцатый, уныло смотрящий на пустырь и холодный лес. Знали бы они, сонные мухи, что здесь, в этом лесу, происходит.