— По-немецки? В Кракове? — спросила она удивленно.
— Да. Мой муж очень хотел, чтобы наш ребенок говорил по-немецки. Он считал, что это самый важный в мире язык. И очень красивый.
У Анны кольнуло в груди. Ей смертельно захотелось закурить. И она закурила. К ним тут же бросилась толстая смотрительница.
— Вы что, с ума сошли?! — крикнула она. — Немедленно потушите сигарету!
Анна стряхнула пепел в сумочку. Загасила сигарету о подошву и спрятала окурок в карман. Смотрительница удалилась. Одна затяжка помогла, больше и не требовалось.
— Вы знаете, что я немка? — спросила она.
— Да, знаю. Натан рассказал мне. Вы из Дрездена...
— Что случилось с вашим мужем?
— Немцы убили. Моего отца тоже. В Майданеке...
Анна встала. Медленно подошла к смотрительнице.
— Понимаете, я очень зависима от никотина и очень нервничаю сейчас. В этом зале никого, кроме нас, нет. Позвольте мне закурить. Я буду стряхивать пепел в сумочку. Только одну сигарету. Пожалуйста!
— Ни в коем случае. Здесь находятся произведения искусства! — возмутилась смотрительница.
Анна вернулась на скамейку. Села рядом с Зофьей.
— Я не хотела вас обидеть, — тихо сказала та. — Вы спросили...
— Вы меня нисколько не обидели. Я ненавижу этих немцев. Ненавижу! — прервала ее Анна. — Ваш муж был евреем? — спросила она, покусывая сигарету.
— Да. А отец нет. Он был поляком, как и я. Это неправда, что убивали только евреев. В нашем лагере убивали всех. Русских, поляков, австрийцев, венгров, французов...
— В каком вашем лагере? — воскликнула Анна, не дав ей закончить.
— В Аушвице...
— Вы выжили в Аушвице?!
— Да. Я знала немецкий, французский и польский, умела печатать на машинке. Работала секретарем третьего заместителя коменданта лагеря.
— Секретарь третьего заместителя коменданта лагеря. Вы были секретарем третьего заместителя коменданта лагеря, секретарем третьего заместителя... — повторяла Анна, теребя сигарету. — Как зовут ваших детей? — спросила она тихо.
— Магдалена и Эрик. Магда умерла в Аушвице. Она заболела, и ее сразу же по приезде у меня отобрали. А Эрика забрал его отец, тот самый комендант, когда уносил ноги перед освобождением лагеря.
Анна встала со скамейки. Сжала кулаки. Она шла и громко ругалась. По-немецки. Закурила и медленно прошла мимо смотрительницы. Ей было наплевать на все эти произведения искусства. Она сейчас даже хотела, чтобы смотрительница кинулась на нее. Она была готова душить ее, бить кулаками и ненавидеть. Сейчас она могла только ненавидеть. Кого-то реального, а не только этого коменданта из Аушвица. Но смотрительница только взглянула на нее с сожалением и презрительно повернулась к ней спиной.