Гастроном оказался продуктовым ларьком с беднейшим выбором и заоблачными ценами. Лиза купила кефира: и черствую булку и тут же, не удержавшись, вонзила в нее зубы. Пришлось купить еще одну; Пашка уже ждал ее у входа, повеселевший, с борсеткой на поясе:
— Ну, поехали?
Мотор ревел, не желая переходить на человеческую речь. А может быть, он и не умел говорить по-человечески. Может, Лизе все это померещилось со страху.
— Я тут с девушкой одной познакомился, — сказал Пашка, когда Лиза слезла с мотоцикла во дворе. — Римма ее зовут. Вот все думаю: как мать к этому отнесется?
Лиза неуверенно улыбнулась:
— А что?
— И у нее дом в наследство от бабки остался, — задумчиво сказал Пашка. — Хороший дом. Она мне показывала.
* * *
Карты не желали раскладываться. Колода слиплась комом. Лиза спрятала ее в верхний ящик тумбочки и легла на диван.
— Кто главный герой сериала — ваша сестра или все-таки племянник? — спросила телефонная трубка.
— Не знаю. Раньше он был сонный, вялый, ведомый. А теперь будто переключился на другую скорость, — Лиза говорила шепотом, чтобы не разбудить ненароком Алену и Пашку.
— Значит, он рассказал матери насчет этой блондинки на «Шкоде»?
— Да.
— Значит, это не тайна? А зачем он возил вас в гараж?
— За ключами. Он забыл в гараже ключи.
— Лиза, вы определенно превращаетесь в статиста, — грустно сказал Горохов.
— Почему?
— Потому что сериал сильнее. Не вы преобразовываете информационную среду — среда преобразовывает вас. Через пару недель вы вообще забудете, что были у Хозяина и что-то пытались изменить. Может, это и к лучшему.
И Горохов отключил свой телефон. Лизе иногда хотелось изо всех сил заехать пятерней по его нахальной, барской, кошачьей физиономии.
Она вытянулась на диване. Ныл висок, но не хотелось шлепать на кухню за таблеткой. Некстати вспомнился Игорь; со времени визита к Хозяину Лизе больше ни разу не удавалось попасть на остановку с будочкой обменника. Что это — случайность?
И даже карты больше не желают раскладываться. Горохов прав: она ничего не может изменить, маячит, как картонное дерево на театральной сцене. Деградирует в статиста.
Она зажмурилась. Потом решительно села на диванчике. Где-то там, в глубине ее тумбочки, со школьных времен хранился туристский фонарик.
* * *
Дверь даже не скрипнула — хорошо была смазана. Луч фонарика скользнул по верстаку с инструментами, по доске с развешанными гаечными ключами, по мятому крылу от «Волги», оставленному у стены. Все предметы в электрическом свете казались плоскими, все тени — черными и гуттаперчевыми. Лиза перевела дыхание.