— Может, и глупо, — печально откликнулась Ника, — но ведь это наша страна, Нин. Родина все-таки наша. И именно она нам и образование дала, и возможность самореализоваться…
— Ага, — иронично усмехнулась та, — ты классно самореализовалась как домохозяйка. Где он твой патриотизм хваленый, что ты сделала для своей столь горячо любимой Родины? Сидишь дома и высунуться не смеешь, полностью завися от своего Виктора и боясь хоть слово ему поперек сказать. В этом твой патриотизм заключается?
— Я не боюсь его, Нин. Я люблю его. Это разные вещи.
— Разные… конечно разные… только вот что-то его ответной любви незаметно. Он любит не тебя, а обладание тобой. И на Родину нашу ему глубоко начхать, уж поверь мне.
— Нин, не надо, не начинай все снова. Это моя жизнь, и я с ней как-нибудь сама разберусь.
— Вот и разбирайся. Только раз уж ты дома на мужнины деньги сидишь не надо мне мораль читать про обязательность патриотизма.
— Нин, я что к тебе в институт пришла и там тебе мораль читаю? Ты просишь меня выступить в качестве спонсора. Я не против и постараюсь в ближайшее время перевести на твой счет деньги, только мне бы хотелось, чтобы ты дала людям возможность воспользоваться твоими разработками и в нашей стране тоже. Давай так: ты оформляешь патент.
— Уже оформила, — перебила ее Нина.
— Хорошо тогда лишь условие: книга сначала выходит здесь, а через месяц везде, где ты захочешь.
— Согласна.
— Вот и договорились, завтра сбрось мне реквизиты, и я переведу деньги.
— Это меня устраивает. Спасибо, Никуш, ты — золотая подруга.
— Денежная, Нин, денежная, так и говори, — рассмеялась Ника, а та сразу засобиралась домой.
Проводив Нину, Ника вернулась на кухню и сев к столу, облокотилась и, устремив печальный взгляд в окно, надолго замолчала.
Я ни о чем не спрашивала ее, мне казалось, я понимаю, о чем она грустит.
В это время в коридоре раздался звонок. Ника быстро поднялась и вышла открывать дверь. Я пошла следом.
Оказалось, что вернулся Виктор Алексеевич.
— Что-то случилось? — удивленно спросила Ника, забирая у него из рук портфель.
— У меня ничего, кроме того, что отложили на сутки рейс, а вот у тебя, я так понимаю, случилось, — резко ответил он ей.
— Что ты имеешь в виду?
— А то ты не понимаешь? — раздраженно бросил он в ответ, — Стоит мне уехать и эта стерва опять метет возле тебя хвостом. Что ей было надо на этот раз? Сколько ты пообещала ей дать?
— Вик, это мое дело и мои деньги… — очень тихо произнесла Ника, — Не надо их считать.
— Я и не считаю никогда! Ты можешь тратить сколько угодно и не только те, что на твоем счету, но и все мои, и ты это знаешь! Но я не позволю этой стерве дурить тебе голову и, вымогая у тебя деньги, еще при этом всячески пытаться унизить тебя. Почему ты не выгнала ее? Ведь ты мне обещала, что не будешь с ней общаться, обещала!