Это рассмешило Эмму. В семействе Кларк ни одна женщина не боялась секса.
Мать коснулась ее лба прохладными мягкими губами и снова растянулась на постели со словами:
— А теперь иди. Скоро вернется отец.
На следующий же день Эмма рассказала Сидни массу страшилок о том, как это больно, и надавала ей уйму вредных советов. Она не стала выпытывать у Сидни подробности после того, как все произошло, но блаженное выражение на лице Хантера-Джона в их с Эммой первый раз лучше всяких слов поведало ей все, что она хотела знать.
Сидни уехала из города после того, как Хантер-Джон порвал с ней на выпускном. Ее буквально уничтожило открытие, что их школьный роман был просто развлечением, что им с Хантером-Джоном никогда не быть вместе, что их общие друзья не смогут дружить с ней после школы. Им предстояло влиться в высшее общество Бэскома и делать то, чего хотели от них родители, поддерживать фамильную честь. А Сидни была всего лишь Уэверли. Ее переполняли боль и гнев. Никто не понимал, что она не знала правил игры. Она любила Хантера-Джона и воображала, что у них это навсегда.
Эмма пожалела бы ее, если бы не было очевидно, что Хантер-Джон страдает ничуть не меньше. Тем летом ей пришлось приложить массу усилий, чтобы затащить его в постель. Даже после того, как они переспали и Хантер-Джон был вне себя от восторга, он не перестал твердить об отъезде в колледж, а иной раз даже заявлял, что Сидни была права, когда решила уехать. Его ничто не держало в этом городе.
И Эмма поступила единственно возможным, как ей тогда казалось, образом.
Она без ведома Хантера-Джона прекратила принимать таблетки и забеременела.
Хантер-Джон остался дома и женился на ней. Он никогда не сожалел об этом вслух, и несколько лет спустя они даже решили — на этот раз совместно — обзавестись еще одним ребенком. Хантер-Джон работал на своего отца, а потом, когда тот отошел от дел, взял бразды правления семейным бизнесом в свои руки. Когда его родители перебрались во Флориду, Эмма с Хантером-Джоном переехали в фамильный особняк Мэттисонов. С виду жизнь их казалась безоблачной, но Эмма до сих пор не могла понять, кому принадлежит сердце Хантера-Джона, и это терзало ее.
Что, собственно, и возвращает нас к самому худшему дню в жизни Эммы Кларк.
В тот пятничный вечер Эмма все еще не подозревала, что стоит на пороге грандиозных перемен, хотя все признаки были налицо. Ее волосы не желали завиваться. Потом на подбородке у нее выскочил прыщ. Потом на белом платье, которое она планировала надеть на «черно-белый» благотворительный бал, обнаружилось непонятно откуда взявшееся пятно и Эмме пришлось удовольствоваться черным платьем. Оно было умопомрачительно роскошное, как и все ее туалеты, но хотела-то она появиться на балу не в нем и потому чувствовала себя не в своей тарелке.