- Ох, я дурень! - Ильвис хлопнул себя кулаком по лбу. - У нас ведь, у гномов, есть свое боевое построение - «молотобой»! Как же я мог про него забыть? Ведь в сказаниях он описан до мельчайших подробностей!
- Так стройте скорее «молотобой»! - выкрикнул Генрих.
- Как же я народ соберу? - чуть не плача спросил Ильвис. - Все наши завязли в битве, а разработать сигналы мы не додумались.
- Эх вы! Ну, как дети, в самом деле! - в сердцах сказал Генрих. Он хотел выругаться, но сдержался, вспомнив, что древнерожденные Регенсдорфа никогда не воевали и в этом смысле немногим отличались от детей. - Что ж, делать нечего, будем драться, как деемся. А там видно будет…
Генрих вздохнул. Он окинул взглядом поле битвы, определяя, кто более всего нуждается в поддержке, и друг его осенило.
- А что, господин Ильвис, все ли древнерожденные вступили в бой?
Ильвис беспомощно развел руками:
- Половина наверняка здесь…
- Ну, так бегите к воротам, перехватите другую половину и постройте их. А мы уж как-нибудь продержимся часок. Ведь держались как-то до сих пор!
- А ведь это выход… Это спасение! - Ильвис развернулся с необычайной резвостью и вразвалочку затрусил к воротам кладбища. - Продержитесь только! - крикнул он Генриху. - Совсем немного продержитесь!
Генрих усмехнулся. Не очень-то он верил в «молотобой», но выбирать не приходилось.
Между тем бой продолжался. Старик Плюнькис разделался с карликами, напавшими на Фунькиса, но этого не заметил: отнятой у кого-то дубиной он крушил все, что только попадалось ему на пути: и горбунов, и надгробья, и кресты, и даже могильные ограды. Разукрашенный синяками и кровоподтеками Фунькис не решался приближаться к Плюнькису и только выкрикивал пронзительным голоском: «Дедушка! Дедушка! Ну, пожалуйста…»
Призрак ландскнехта Ремера из Майнбурга на другом конце кладбища вошел в азарт и горланил песню. Дух барона Крауса оглушительно лязгал и скрипел доспехами. Эти ужасные звуки наводили на карликов гораздо больший страх, чем меч барона, хотя призрак старательно сыпал во все стороны огненными искрами и время от времени оглашал окрестности жутким хохотом.
Неподалеку от призраков барона и ландскнехта два десятка гномов построились в каре вокруг Олафа Кауфмана и домового со знаменем. Олаф, конечно, не видел ни карликов, ни своих защитников и потому продолжал размахивать дубиной, сокрушая пустоту. Что касается знаменосца, так бедняге приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы удержать знамя вертикально: длинное полотнище крепилось к невероятно короткому, неудобному древку. Враги окружали храбрецов со всех сторон, но гномам благодаря дружным действиям удавалось более-менее успешно отражать нападение. Увы, бородатые крепыши не решались на контратаки или на прорыв - слишком их было мало. А может, причина заключалась в Олафе - никто с ним не мог объясниться. Призрак Ханса фон Дегенфельда то и дело взывал к другу Генриха, пытался что-то объяснить, но Олаф так увлекся сражением, что ничего не слышал.