Часто в его голове появлялась мучительная мысль — а что произойдёт когда не останется ни одного вопроса? Но он всегда старался избежать её.
Тьма, обтекая машину, как воздух крыло самолёта, сгущалась позади. Он бросал короткие взгляды в зеркало, и ему виделась тьма, как огромное, жадное животное, пожирающее этот мир. Тогда он переводил взгляд на девушку, сидевшую рядом. Девушка смотрела на дорогу впереди.
За полсекундное любование ею, он успевал снова и снова понять её, понять всю, словно что-то общее было в них обоих. Что-то тонкое и эфемерное, но оно ощущалось, и возможно, оно поглотило бы всё остальное, если бы того захотело.
Дорога пошла в подъём. Двигатель едва заметно напрягся, и он переключил скорость.
— Мы куда? — спросила она, пытаясь спрятать волнение.
— Не бойся — спокойно сказал он — Просто захотелось посмотреть на город с высоты. Знаешь, это рождает интересные мысли.
Она только пожала плечами, но он почувствовал её страх.
— Правда, не бойся — сказал он тогда.
— Я не боюсь — зачем-то намеренно грубо ответила она.
Машина ползла вверх, оставляя позади себя вечерний город и всё его копошение. Чем дальше оставались огни фонарей и окон, тем жаднее становилась тьма. Она стала окружать машину, но он только ухмыльнулся. Что она может эта тьма? Даже если она проглотит, что дальше? Тьма всего ещё один способ стать ближе к себе и только. Наконец, он свернул влево, заметив дорогу, и метров через двадцать заглушил двигатель. Медленно повернул голову.
Снизу на него разноцветно пялился город, глупо моргая миллионами своих глаз. Он открыл дверцу.
— Что, здесь? — спросила она.
— Возьми с заднего сиденья пакет — сказал он — Там выпивка и закусь. В бардачке пластмассовые стаканчики.
Он вылез из салона и захлопнул дверцу. Прохладный воздух остудил изнутри и снаружи и он довольно улыбнулся. От природной тишины он расслышал слабый, неприятный звон в ушах.
Через несколько секунд она тоже выбралась из машины. Держа в одной руке белый пакет, а в другой стаканчики.
— Наверное, на капоте расставим? — то ли спросил, то ли объяснил он. Она послушно подошла к капоту и заглянула в пакет.
— Надо, наверное, что-то постелить?
— Да на фик — сказал он немного расстроено — Так ставь.
Ему хотелось послушать тишину, как будто в ней можно было отыскать ещё несколько вопросов, или вдруг тысячи вопросов живут в ней? Он замер.
— Ох, ты — сказала она — Хороший коньяк.
Он промолчал. В её голосе была наигранность, и она показалась ему мерзкой, и липкой, как жвачка.
— Разливай — сказал он спустя десять секунд.
Она долго копошилась с пробкой, а он вдруг укорил себя за то, что не взял это дело на себя, как в общем и полагалось мужчине. Но ему хотелось послушать тишину, и он тут же оправдал себя.