Вадим взял бутерброд, чтоб занять паузу видимостью аппетита. Но не чувствовал, что ест, пьет. Ему отчего-то была невыносимо неприятна мысль, что Егор и Лика любовники. И категорически не нравилось то, что ему есть до этого дело.
— Она его любовница? — спросил в лоб.
Вероника подавилась кофе. Откашлялась и выдохнула:
— Нет. Как тебе пришло такое в голову? По себе судишь?
И хоть удивление женщины не вызывало сомнения, Вадим все равно ей не поверил:
— Тогда почему он против? Как вы вообще ее нашли? По объявлению?
— Егор привел и поставил пред фактом. Лика дочь его знакомой. Коллеги еще по заводской комсомольской организации.
— Вот как. Взаимопомощь? А что девушка сама себе работу найти не могла?
— Я не вдавалась в подробности. Поставила четкие условия, чтоб ее не было здесь, остальное… Она справляется. Меня устраивает.
— Оплата устраивает, да? — смекнул Вадим.
— И это тоже.
— Извини за нескромный вопрос: сколько ты ей платишь?
— Сто рублей в день плюс премиальные, если справляется. Еще сто.
— В год?
— В месяц.
Вадим молчал минуту, глядя на женщину, как на гремучую змею. Отодвинул чашку и встал, бросив с нескрываемой желчью:
— Ты на удивление щедрый работодатель.
В совершенно отвратительном настроении он прошел в гостиную. Делая вид, что не видит Лику, заправляющую диван, взял часы с трельяжа, застегнул браслет на руке, накинул пиджак на плечи. И хотел выйти, но в комнату заглянула Маша, нечаянно преградив ему путь:
— Уже встали?
— Да. Доброе утро.
— Доброе утро, дядя Вадим, — расцвела улыбка на лице девушки. — Завтракали?
— Да, спасибо.
— Вы куда-то собрались? — кивнула на пиджак. Улыбка поблекла, а в голосе слышалось огорчение. Вадим мысленно усмехнулся: а племянница, похоже, неровно дышит в его сторону. Хорошо это для него или плохо? Для него никак, но для исполнения задуманного — отлично.
— Хочу за вещами съездить. Не привык я в одной рубашке два дня ходить.
— А я постираю…
— Зачем? Она одноразовая, ее не в машинку, а в мусоропровод надо.
— Серьезно? — не поверила Маша. По ее мнению такую шикарную рубашку после разовой носки выкидывать — верх расточительства. — Жаль. Она вам идет.
— Уговорила, одену такую же. А хочешь, поехали со мной? Поможешь по-женски да и по-хозяйски — что взять, что не надо, у вас есть. Потом в кафе посидим, в тайне от мамы, чтоб она за наши желудки не беспокоилась. В магазины зайдем, к обеду что-нибудь возьмем.
— Ой, я с удовольствием. Сейчас переоденусь. Подождете?
— Конечно, Машенька, — сладко пропел Греков.
Девушка глянула в черные глаза и смущенно отвела взгляд, уставилась на Лику, застывшую посреди комнаты в обнимку с подушкой: