Алешу же я полностью игнорировала, изводила обидами, неприязнью и давала понять, что он для меня не существует, при этом демонстративно обольщала Андрея на его глазах: залазила к нему в постель, дурачилась, при этом, не забывая коснуться то там, то тут, и показать себя и заставить дотронуться. С самым невинным видом садилась к нему на колени в легком прозрачном халате на голое тело и ерзала, поглощая обычный завтрак, словно самое изысканное и вкусное блюдо. Целовала, как бы в задумчивости ласкала, рассказывая небылицы. Готовила для него специально и ворковала, и смотрела, как на самого гениального, самого лучшего и не скупилась на комплементы, весьма виртуозную лесть. Искусно, преднамеренно и успешно сводила с ума и сталкивала с Алешей
И тем самым доводила того до ярости…которая обрушивалась на мать, реже на отца и брата.
Эти вспышки радовали меня. Методом жестоких проб я узнала его слабые места. Их было три — страх, любовь и желание, и сводились они к одному знаменателю — ко мне.
Алеша заканчивал аспирантуру одновременно с ординатурой, работал сутками, набирая материал для защиты, статей в медицинских журналах и копил, экономя на себе, отказывая даже в мелочи. У него была цель — выселить родителей, купив им квартиру ближе к родному НИИ. И он планомерно шел к ней, употребляя все способы на ее достижение.
С той осени как мать застала меня в его объятьях он, не переставая, ругался с ней, доводил до слез и истерик с не меньшим остервенением, чем я их всех. Он планомерно изживал родителей из дома, открыто третируя и давя любую попытку дать указания, высказать мнение. Подозреваю, что он мстил матери, как я мстила ему. В свои отношения мы вовлекли все окружение, и оно мучилось вместе с нами, не понимая ни причины, ни смысла того. А можно было просто объясниться…
— Ее надо пороть! — кричала мать.
— А вас надо было лишить родительских прав! Тебя в первую очередь!
— Не смей!!
— Это ты не смей!! Оставь свое мнение при себе. Толкай радикалам свои умные мысли, а нас оставь в покое! Тебе изначально было плевать на нас всех. Только Сергей еще возбуждал в тебе намек на материнское тепло, но и его ты отшвырнула на нашу шею, как всегда, безжалостно и равнодушно. Разбаловала, а потом выпинала и рванула в свою науку — докторские кандидатские! И как?!! Вон твоя диссертация — пять месяцев на химпроизводстве, потом очнулась — а кто же у меня получиться? Заметь — у тебя, словно ты собиралась воспитывать! Что смотришь?! Думаешь, я не помню, как ты пила какую-то гадость, чтобы убить ребенка? Как ругалась с отцом, и он сбежал от тебя. А ты обвинила ее. Так проще, правда?! И родить да бросить на сына — тоже. Больная, хилая, "ну, ничего, сынок, может, помрет". И опять за свои радикалы и к отцу на Север. Ты ведь не нам его возвращала — себе. Тебе всегда было плевать на всех, кроме себя.