— Ты?…Откуда?…Мне?
— Нет, сам носить буду! — бросил он зло.
— Но, Сережа, это же?…Оно безумно дорогое.
— Не дороже денег. Что смотришь? Я его купил. Давно. Тебе. «Любовники»… Спасибо, Анюта. Значит, этот будет мужем, а я любовником? Правильно. Угу. А что? Очень удобно, правда? А себя-то ты как ценишь? Такое чувство, что я проститутку у «Кайзера» снял!…Нет, Анюта, я буду мужем! Я!
— Сережа, это невозможно.
— Почему?!
— Потому что мы родные!
— Да? — отвернулся, хлопнул ладонью по приоткрытой дверце антресоли, снова повернулся ко мне. — А кто будет знать? Мы можем уехать.
— Нет, Сережа. А как же Алеша? Андрей? И Олег, он очень ранимый, у него сейчас не самый лучший период.
— Хватит! Давай еще его пожалеем!
Я смолкла под его взглядом — жестким, холодным и раздраженным. Растерялась и испугалась. А он шагнул ко мне, присел и жарко, умоляя и одновременно сердясь на себя за это, заговорил:
— Анюта, я все продумал. Мы уедем, далеко, очень далеко. Я купил квартиру в Москве. Будем жить, где нас никто не знает. Там хорошие врачи, классные специалисты, много лучше, чем здесь. Бросим всех, все. Будем вместе. Ты и я, только ты и я! Тебе не о чем беспокоиться…Я все сделаю, только скажи — что? Только пожелай…
— Нет! Я не могу! Так нельзя!
Он уткнулся в мои колени и застонал. Пальцы впились в мои ноги, причиняя боль. Не столько — физическую, сколько — моральную.
Я видела, ему плохо, очень плохо. Я разбивала его мечту, уходила, а он не мог, не хотел с этим мириться, терпеть, воспринимать спокойно. Его звали Сергей, а не Алеша…
— Сереженька, мы не можем бросить ребят. Это не честно.
— А что честно? Что вообще в этой жизни — честно?!.. Как ты хочешь, а? Встречаться по великим праздникам, тайно трахаться, словно… Скрываться? Ну да, конечно. Почему, нет? Давай! Тебя сейчас к Олежику отвести? Или еще одну ночь мне на милость кинешь? Как собачке. Щенку! Ты этого хочешь, да, Анюта? "И чтоб никто не догадался"…
Его злая ирония, перемежающаяся с отчаяньем, была для меня больней, чем оскорбления Олега, чем ревность Андрея. Я физически чувствовала, как ему больно и горько, и не знала, чем помочь, что сказать. Я готова была завыть от осознания собственной ошибки, от ненависти ко всему миру и закричать в небеса: почему мы брат и сестра, почему?!!
Но чтобы мне могли ответить? И что бы изменил мой крик? Снял его боль? Утешил? Кого — его или меня? Братьев?
— Ладно, Анюта, не обращай внимания, — голос Сергея совсем сел, потерялся, а в глазах уже пустота, глубокая мерзлота с привкусом одиночества. — Я справлюсь, все нормально. Как хочешь, так и будет. Правда…Ты, кушай, остывает.