— Это ты к чему?
— К тому, что если тронул ее…убью, Серый! Сам.
— Ревнуешь, что ли? Тогда чего с этим благословляешь?
— Затем, что она должна жить. Пойми, что бы ни было меж ними — она должна решать сама. Чтоб чувствовать себя полноценной. Да, он ей не пара. Да, я ценю и уважаю его не больше, чем ты. Но у нас нет выбора, пойми! Совсем нет, тем более — теперь.
— Ты что-то не договариваешь. Что?
— Ты же знаешь, какая она. Да еще ухудшение… Так не вовремя все. Нельзя ей сейчас волноваться, совсем, иначе — не вытащим. И так натворил, не знаю, как разгрести, чтобы ее не задело. А никак. Не получиться. Ты хоть не вмешивайся, не трогай ее!
— Не могу. Не могу без нее, — честно признался Сергей. — И ему не отдам, хоть что со мной делай.
— Любишь, значит? — зловещим шепотом переспросил Алеша, глядя перед собой.
— Люблю, — прямо ответил Сергей.
Алеша качнул головой, принимая услышанное, и резко повернулся к брату:
— А ты хоть знаешь, что такое любовь? Думаешь, это когда даришь конфеты? Нет. Это когда находишь в себе силы их отобрать! Твоя любовь — любовь эгоиста, капризного мальчишки! Если б было иначе, ты бы сначала подумал о ней. О том, что она чувствует, что будет чувствовать. Как ей придется жить с виной, которой ты ее так щедро наделяешь!
— Да с чего вдруг!!
— С того, что ты уже сделал!! С того, что ей теперь не до тебя и не до нас. Ей бы с тем, что уже есть, справиться…
— Ты опять про наш отъезд? Вот, блин, преступление! Ты лучше на этого гоблина наезжай, страус пьяный, вести себя не умеет, а мы крайние, да?
— Да. Именно так она и решит.
— Да с какого испуга?!!
— Олег повесился…
— Что?!!
Г л а в а 5 О л е г
"Что-то не так", — билось в моей голове, пока я поднималась в лифте на Сережин этаж.
Я чувствовала неимоверную усталость, тяжесть в груди, в голове. Мне казалось, что наша сказка закончилась, я присутствую на финале, и что бы ни делала, что бы не пыталась придумать, все будет бесполезно. Мои рацпредложения и жалкие потуги мысли пройдут незамеченными, не братьями, нет, самой судьбой. Наш с Сережей план стал зыбким, и еще можно было его подправить, но сердце чуяло, что эта идея всего лишь мечта, очередная нелепая иллюзия. Не имеющая и шанса на осуществление.
Мне было стыдно смотреть в глаза братьям. И не было сил скрывать истину. Я опять путалась в сомнениях и все глубже попадала под пресс реальности.
Мне было не трудно предугадать, что говорит сейчас Алеша Сергею, что он сделает в ответ. Как не трудно было понять, что скажет мне Андрей, что я отвечу ему. Но эта ложь, извечная маска корректности и замалчивания, якобы во благо, давно была ненавистна мне и угнетала, пожалуй, сильней, чем сложные, но все же откровенные отношения с Олегом. С ним я хотя бы оставалась сама собой, а не придуманной, навязанной мне еще в период отрочества.