Забуду ли я когда либо заседания, отчаянные телефонные звонки, отборные ругательства и надрывание сердца в поисках простых подков? Тысячи животных, а часто и кавалеристов, гибли из-за недостатка подков, но оказалось, что их производство задерживалось отсутствием металла и малой производственной способностью двух уральских заводов, производивших подковы. Требование на подковы пришло от маршала Буденного и, таким образом, случайно дало мне представление, где он находился. Он был удален от своего высокого командного поста и после этого исчез; ходили даже слухи, что он был ликвидирован. Теперь я узнал, что его столкнули до заведывания отделом кавалерийского снабжения.
День за днем я получал прямые и трагические доказательства неподготовленности нашей страны к этой борьбе не на жизнь, а на смерть. Десятки тысяч наших доблестных бойцов гибли из-за недостатка самых простых вещей. Ни яростные приказы Сталина, ни «строгие меры» Берии не могли выжать необходимого из заводов, страдавших отсутствием сырья и имевших рабочих, сидевших на голодном пайке. Достигавшие меня приказы носили часто истеричный тон и были переполнены угрозами самого жестокого наказания.
Мобилизация была проведена в размерах, невиданных еще ни в одной стране. Людская сила в промышленности и в сельском хозяйстве была истощена в тот момент, когда нужда в продукции была наибольшей. На фронт посылались люди от 16 до 56 лет. Последняя видимость медицинского отбора и браковки призывников была отброшена по секретному приказу Сталина. Десятки тысяч раненных посылались опять на фронт, пока их раны еще не успевали зажить. Мальчики и девочки школьного возраста, матери с маленькими детьми и даже крестьянки, оставшиеся без мужей, посылались на заводы.
В этом угрожающем кризисе человеческой силы, принудительный труд миллионов заключенных являлся жизненно важным и быть может даже самым важным фактором в спасении советского военного хозяйства.
Находясь в Совнаркоме, я много слышал о специальных проблемах, создаваемых концентрационными лагерями и тюрьмами в районах, находившихся под угрозой германской оккупации. Это рабское население было даже более необходимо вывозить, чем гражданское население. Их рабочая сила представляла значительную ценность, но, что еще более важно, эти заключенные едва ли могли любить советскую власть и могли оказать значительную помощь немцам. Еще одно соображение, без сомнения, было в том, что через этих заключенных внешний мир мог узнать кое какие чудовищные тайны о характере и особенностях советской рабской системы.