– Я таки вспомнил! – сказал старик. – Мистер Плоткин при мне звонил туда к одному конгрессмену и обещал приехать, как только он встретит кого-то из Петрограда…
– Из Петербурга, – поправил его Тимур. – На худой конец – из Ленинграда.
– Для меня "худой конец" начался в Петрограде, детка. С тех пор я и живу здесь,
– и старик погладил Тимура по голове.
Я будто знал, что Вашингтона мне не миновать!.. Недаром еще на первой Котово-Кошачьей сходке я упомянул об этом. Заявление слегка отдавало пижонством, но я уже тогда предчувствовал этот "вояж", как говорил Шура, когда куда-нибудь уезжал.
– Мам! Оставь, пожалуйста, наши координаты мистеру… – Тимур запнулся, вопросительно посмотрел на старика.
– Меня зовут Дэвид Блум, детка.
– Мистеру Дэвиду Блуму, мам. Если мистер Плоткин вернется, он сможет нам позвонить и… – сказал Тимур и посмотрел на меня.
– Умница! – сказал я ему по-Шелдрейсовски.
– Обязательно, сыночек, – пообещала Рут. – Но мне кажется, этого недостаточно. Хотелось бы выстроить дополнительный план поиска мистера Плоткина, а не ждать, когда он сам объявится…
Но все это мне было уже неинтересно. Я знал одно – впереди у меня Вашингтон, конгрессмен… Как же его звали?!.. Черт бы его побрал… И там искать Шуру. Или настоять на том, чтобы этим занялось правительство Америки!
Собак ткнул меня носом в бок и, не то по-Животному, не то по-Шелдрейсовски – я так и не понял, сказал мне:
– Тебе нужно ехать в Вашингтон.
– Без тебя знаю!.. – огрызнулся я, и тут же об этом пожалел: – Прости меня, старина. Я сейчас не в своей тарелке…
– Он мне будет рассказывать! Или я не вижу? Идем в коридор. Пока они будут вырабатывать план поиска, я тебе расскажу, – почему я не ссорюсь с Котами и Кошками… Это очень странная история, и до сих пор мне ее некому было рассказать. Наверное, скоро я умру, и никто не узнает, что такое может быть на свете…
Мне его история была, как говорил Водила, "до лампочки". Особенно сейчас. Но после его заключительной фразы о скорой смерти, я не мог отказаться ее выслушать.
Мы вышли с этим старым Собаком в коридор, и он сказал:
– Я прилягу… Не возражаешь? Ноги – ни к черту!.. Старость, сынок… Ну, слушай. В молодости у меня с одной Кошкой, не будем называть имен, клянусь тебе, чем хочешь, был такой длительный и бурный роман, что не передать словами!!! Чтоб я так жил!.. Ах, что это был за роман!.. Потом, с возрастом, он, конечно, перерос в вялотекущие приятельские отношения. Нормальная нежная дружба двух пожилых Животных… Недавно я ее похоронил. Теперь я хожу на ее могилку в нашем палисаднике, за домом моего Додика Блума, и плачу… И жду не дождусь, когда снова увижу ее уже ТАМ. Семь лет… Семь долгих лет мы были вынуждены скрывать наши отношения!