Торжественно открывалась "парилка". Это такая комната, где при помощи очень… ну, просто очень горячего пара люди доводят себя до обморочно-полусваренного состояния, а потом сигают в бассейн с ледяной водой, что лишний раз доказывает природное мужество русских и их евреев!
Открытие русской бани именно там – было безошибочным. Что за "русский" район без русской бани?..
– В этом районе много русских? – с неясной надеждой спросил я у Рут.
– Очень! – ответил мне Тимур.
Может, Шура пока что живет у кого-то из приятелей? И поэтому в полиции о нем не знают? Он же в Америке всего полтора месяца… Он и в Москве всегда останавливался у одного знакомого художника. "Ни гостиниц не было, ни денег на гостиницу", – говорил Шура.
Надо, надо будет самому пошуровать! Или ехать в Вашингтон, к тому конгрессмену – приятелю Фридриха. До Вашингтона на автобусе всего пять часов неторопливой езды. Это мне еще Капитан-АлександрИванович-Кэп-Мастер рассказывал.
А там уже все просто – где тут у вас Конгресс? Ах, вот он! Тогда, пожалуйста, позовите мне конгрессмена… Ох, елочки точеные! Как же его зовут?! Он еще учился вместе с герром Фридрихом фон Тифенбахом… Может, знаете? Как зовут?.. А черт его знает! Как же его звали, конгрессмена этого?.. Мамочки родные! Ведь Фридрих мне раз десять его имя повторял, а я… Склеротик чертов!!!
Тимура бы к этой поездке подключить… Тем более у них какой-то автобусник есть знакомый.
– Тебе когда теперь в школу? – спросил я Тимура.
– Уже завтра. А что?
– Да так… – ответил я и подумал: "Ничего. Сам справлюсь".
Потом Рут и Тимур показывали мне вечерний Манхеттен.
Я, как обычно, сидел па спинке переднего пассажирского сидения, положив лапу на плечо Тимуру.
В отличие от Мюнхена, да и от Санкт-Петербурга, – все было кошмарно большим и ярким! И длинным! Улицы, дома, автомобили. Даже у Рут и Тимура автомобиль был длиной чуть ли не с прицеп Водилиной "Вольвы". И назывался автомобиль семьи Истлейк – "Плимут".
Так вот, о Манхеттене… Дома там были невероятно длинными в высоту! Двигались мы там ужасающе медленно, но у нас, слава Богу, был полицейский пропуск и мы могли останавливаться где угодно.
В желании показать мне Нью-Йорк как можно лучше, Тимур и Рут постоянно сыпали всякими названиями – Пятая авеню, Рокфеллер-центр, музей Гугенхайма, Бродвей… Кстати, Бродвей – самая яркая и освещенная улица, которую я когда-либо видел в жизни. Германия удавилась бы от жадности, если бы ей предложили зажечь такое количество лампочек сразу!..
Так вот, все эти названия – от Централ-парка до Маленькой Италии и Китайского квартала, включая сюда и две чудовищные башни Мирового Торгового центра, – абсолютно не задерживались у меня в голове и начисто пролетали мимо моего сознания. Все они постоянно вытеснялись из моей башки лишь одной и той же мыслью: "Вот где-то здесь, может быть, даже вон за тем поворотом сейчас бредет Шура Плоткин… А может быть, он сидит сейчас вот в этом доме, у приятелей… или один-одинешенек киряет сейчас вон в той невзрачной забегаловке…"