— Ну, вот и ошиблись. У пастора такие дочери, что даже в сказках не найти. Одна рыжая. — Рыжая? Что же тут хорошего?
— Я не сумею вам сказать, что именно. Но только она необыкновенная. Знаете, как-то её не приставишь ни к какому делу. Она — дама. А вторая — ну, та простая, вроде меня. — Значит, красавица? И косы, как ваши? — Нет, она вся в кудрях. Глаза синие. Волосы пепельные с золотом. А доброта — вроде ангельской. Так хороша! Лучше не найти.
Так беззаботно болтая, Наль хранила глубоко внутри, в сердце, какое-то новое сокровище жизни. Ни за что и ни с кем она не поделилась бы тем счастьем, что наполняло всю её душу. Она точно несла обеими руками чашу любви, полную до краев, и боялась её расплескать. В её сердце сияли ярко три образа: дяди Али, отца-Флорентийца и мужа. Усевшись за туалетный столик, Наль отдалась в умелые руки Дории. Сама же унеслась в сад дяди Али и снова так ясно увидела его улыбающимся, что рванулась вперёд, почти разрушив творение Дории.
— Что случилось? Я причинила вам боль? — с отчаянием спросила Дория, у которой и гребень и шпильки выскочили из рук.
— Нет, Дория, простите. Господи, теперь вам надо всё делать снова, и я опоздаю, — огорченно сказала Наль.
— Ничего, минута спокойствия, и голова будет убрана, а это самое трудное.
— Наль, одиннадцать часов. Вы готовы? — раздался голос Николая. — Я жду вас завтракать: выходите в халате, платье наденете потом.
Но Наль так боялась опоздать, что просила прислать ей кофе в комнату, говоря, что покажется мужу только на исходе двенадцатого часа, в полном параде.
Когда Дория вынесла платье, над которым трудилась весь вечер и утро, подгоняя его по фигуре своей хозяйки, Наль даже руками всплеснула, так великолепен был этот туалет. Платье из белой парчи, с широким венецианским кружевом вокруг ворота и рукавов, заставило её сказать: — Отец, отец, разве можно так баловать дочь? Когда платье было надето, Дория подала Наль туфельки из такой же парчи, а на её открытой шее застегнула изумрудный фермуар жемчужного ожерелья.
— Всё, верно, так и надо. Но как бы я хотела самое скромное платье, самый бедный уголок — только бы не быть сегодня на людях и не слушать, как будут говорить о моей красоте, — вздохнула Наль.
— Наль, остаётся десять минут, — снова раздался голос Николая. — Иду, я готова.
И взяв сунутый ей в руки маленький ридикюль из такой же парчи, что и платье, Наль вошла в свою комнату, где её ждал Николай. Он был поражен. В платье со шлейфом, в туфлях на высоких каблуках, Наль казалась гораздо выше и тоньше. Взгляд, которым обменялись супруги, сказал им обоим, что их желание избавиться от людей было обоюдным. Николай обнял жену, нежно и горячо поцеловал её и тихо сказал: