— Нет, не надо, — тихо сказала Фрэнни.
Карла прижала ладонь к щеке и уставилась на мужа.
— Ты добивалась этого десять лет, — сказал Питер. Голос его слегка дрожал. — Я всегда убеждал себя не делать этого, потому что бить женщин не в моих правилах. Я и сейчас так думаю. Но когда человек — мужчина или женщина — превращается в собаку и начинает кусаться, кому-то надо поставить его на место. Мне только жаль, Карла, что я не сделал этого раньше.
— Папочка…
— Помолчи, Фрэнни, — сказал он с безразличной суровостью, и она умолкла.
— Ты говоришь, что она эгоистка, — сказал Питер, продолжая смотреть прямо в окаменевшее, изумленное лицо жены. — На самом деле ты эгоистка. Ты перестала любить Фрэнни, когда умер Фред. Именно тогда ты решила, что любовь может принести слишком много страданий и что жить для себя — гораздо безопаснее. И тогда ты посвятила себя этой комнате. Ты обожала умерших членов своей семьи и совсем забыла о живых. Боль — причина перемен, но вся боль мира не способна изменить фактов. Ты была эгоистична.
Он подошел и помог ей встать. Выражение ее лица не изменилось. Глаза по-прежнему были широко раскрыты, и в них застыло выражение недоверия.
— Я виноват в том, что не остановил тебя. Чтобы не доставлять лишних хлопот. Чтобы не раскачивать лодку. Видишь, я тоже был эгоистом. И когда Фрэн поступила в колледж, я подумал: Ну что ж, Карла теперь может жить как хочет, и от этого никому не будет плохо, кроме нее самой, а если человек не знает, что ему плохо, то, возможно, с ним все в порядке. Я ошибся. Я и раньше ошибался, но никогда моя ошибка не была такой непростительной. — Мягко, но с силой он взял ее за плечи. — А теперь, я скажу тебе как муж. Если Фрэнни нужно пристанище, то она найдет его здесь — как и было всегда. Если ей нужны деньги, она сможет найти их в моем кошельке — как и было всегда. И если она захочет оставить ребенка, она так и сделает. Более того, я скажу тебе одну вещь. Если она захочет покрестить ребенка, обряд будет совершен прямо здесь. Прямо здесь, в этой чертовой гостиной.
Рот Карлы широко раскрылся, и теперь из него стали доноситься звуки. Сначала они звучали странно, как свисток закипающего чайника. Потом они перешли в пронзительный вопль.
— ПИТЕР, ТВОЙ СОБСТВЕННЫЙ СЫН ЛЕЖАЛ В ГРОБУ В ЭТОЙ КОМНАТЕ!
— Да. И именно поэтому я считаю, что не найти лучше места для того, чтобы покрестить новую жизнь, — сказал он. — Кровь Фреда. Живая кровь. А сам Фред, он уже много лет как мертв, Карла. Его давно уже съели черви.
Она вскрикнула и закрыла уши руками. Он наклонился и отвел их.