— Ну, Люстра, — бормотал, он. — Ну, ражий гад. Мы не обсуждали Люстрину истерику. Мы понимали его — для нас он был прав. Мы любили его.
Отдавая очки его матери, мы сказали, что немножечко побили ейного Ваню, а для этого мы всегда, мол, очки с него убираем.
— Не очень побили-то? — спросила она.
— Очень его не побьешь, — Степа продемонстрировал ей свои расквашенный нос.
— Дураки вы, — сказала сна. — Ребята в вашем возрасте за девочками ухаживают...
Здесь бы и поставить точку в рассказе о блистательном первобоге Ра, тем более, что в довесочке, который мне хочется к нему прилепить, героем оказываюсь я сам, а это, по нашей, якобы, морали, ставит скромность повествующего под сомнение.
Так же дня через три, может и через пять, встретил нас во дворе Андрей Федорович.
— Ваня рассказал мне о вашей гипотезе с солнечной Троицей, — сказал он Степе. — Думаю, вы в свое время станете безусловно годным для бронзы. А вы... — Он повернулся ко мне: — Колесо — это интересно, но вы, по-моему, все же отстаете от друзей.
— Это по-вашему, — сдерзил я. — А по-моему, так я на высоте. — Я хотел было направить этого дядю Андрюшу подальше, но, заметив булыжники в Степиных глазах, сказал нагловато: — Оставаясь фаллическим центром мироздания, столпом плодородия и общественной жизни, бог Ра все более вторгался в осмысляемый геометрией физический космос, религию и искусство, порождая гнезда слов и терминов от всех своих мыслимых транскрипций. "Пророк" — безусловно от Ра. "Грех" — тоже от Ра. Сам Ра безгрешен, потому что "грех" — это уже культура — сотворение кумира, и первым кумиром, безусловно, был сам Ра. И вот, чтобы не замутить светоносимость Ра, для обозначения процессов и принципов наслаждения русский язык нашел новый корень — "уд". Следовательно, удовольствие, удовлетворение, "удача"...
Андреи Федорович засмеялся.
— Удалец, — просипел он.
— Бог Ра хоть и стал невольным адептом чистого разума и красоты, он все же оставил для себя бремя блаженства: удивление — радость разума! — Я помолчал и добавил мечтательно: — Хотелось бы знать, какие удивительные слова сформирует наш могучий язык, опираясь на современную матершину.
Я запомнил что сказал в ответ на эту мою пламенную и, как мне показалось, ироническую речь Андрей Федорович. Не дословно, конечно, но все же...
Когда народ беден и не может позволить каждому по телескопу и микроскопу, тогда пускай обратит он разум своих детей к языку, как величайшему и бесплатному инструменту познания. Язык всегда с нами в том объеме, в каком каждый из нас может его осмыслить. Он как сказочное сокровище, которое герой получает по норме — сколько сможешь поднять, столько и уноси. В нем есть все: и порох, и незабудки, и дом, и дым. Из него очень скоро можно понять, что слово "сердце" и слово "центр" синонимы, но с той разницей в смыслах, что в сердце мы имеем Бога и Любовь, а в центре — начальника и принуждение. Что размышляя над словом и делая для себя даже маленькие открытия, мы станем получать наслаждение, и наслаждение это станет подвигать нас к разуму.