Васька поел яиц. Вкус их был позабытый — вкусный. Пятое яйцо встало в пищеводе, как пробка. Васька попил кипятку из чайника, поел майорского печенья и завалился на майорскую койку. Видимо, в том и состояла ординарцевская радость — командирское полотенце соплями пачкать. Худо стало Ваське, печально.
Когда проснулся — потянулся. Вышел во двор, как кот-сметанник. Малую потребность справил за углом сарая.
И столкнулся нос к носу с девчонкой в холщовом наряде — то ли длинная рубаха, то ли платье рубашечного покроя. Сразу заметил, что лифчика на девчонке нет. Груди ее, небольшие, подвижные, живут под рубахой, как два солнечных блика в листве смоковницы. Что такое смоковница, Васька не знал, — может, дерево, на котором растут фиги. Глаза у девчонки серые, волосы светлые, пепельные. Она, видимо, не покрывала их от солнца косынкой. Заманчивая. Очень. Но все же было что-то в девчонке козье. Наверно, движения — сразу-вдруг — и бодливый лоб.
Девушки с тонким лицом, прямым тонким носом тяготеют к козьей породе. Девушки курносенькие, круглолицые, с ласковым прищуром — к кошачьей. Эта была коза. Типичная. Отборная. Легконогая. Шелковошерстая...
— Привет, Олеся, — сказал Васька.
— Юстина, — поправила его коза. — А ты пана майора хлоп.
Вот так и схлопотал Васька по морде. Будь он болезненно самолюбив, этот удар мог бы считаться нокаутом. Но Васька устоял.
— Холуй, — поправил он козу. — У нас холоп — крестьянское звание. А кто при барине, тот холуй. — Васька выставил вперед забинтованную ногу.
— Гранатой? — спросила девчонка, вроде смягчаясь.
— Если б гранатой — было б ранение. А это — травма. Вчера на стекло наступил. — Хотел Васька эту Юстину приобнять по-товарищески, но она хватила его по зубам. А поскольку залезли они с разговорами в дверной проем, пришлось Ваське мимо нее деликатно протискиваться.
— Позволишь чего — укушу, — сказала она.
Васька ничего не позволил, только коснулся своей геройской грудью ее грудей, самых, можно сказать, сосков, твердых, как импортные плоды маслины. Потолкавшись в майорской комнате, Васька опять на улицу вышел.
— Как зовут-то, холуй? — спросила коза.
— Василий.
— Твоему пану рыбы надо?
— Правильно думаешь, — сказал Васька. — Пожарь. Мы только жареную берем.
Он пошел в роту. А что рота без солдат — даже палаток нет. Просто затоптанный участок рощи. Как ни ори старшина, как ни закапывай что-то в ямку — все равно мусорно. И никого не было — все ушли на прочесывание.
"Надо было и мне идти, — думал Васька. — Сделать вид, что не навоевался, и идти, хромая..."