Джаспер не мог хранить чужие воспоминания отдельно от своих собственных, но разбирался, какие кому принадлежат. Он не мог, а точнее, не имел права наделить какого-нибудь клиента знаниями или умениями другого человека или, скажем, перенести его в чужую брачную ночь. И он очень хорошо знал, какие воспоминания не принадлежат Джону Джасперу. Его рассудок пребывал в полном порядке. Во всяком случае — пока..
И все же чужие мемуары, которые Джаспер держал в своем уме, составляли немаловажную часть его личности. Тоненькие струйки индивидуальной памяти, переплетающиеся в неудержимом поступательном движении потока времени. До Краха он был антропологом, и его врожденный дар оказал ему немало полезных услуг при первичном полевом отборе аутентичных материалов. После Краха изголодавшееся по кино, тривидению, сетевым путешествиям и персональным коллекциям видеохроники население Земли крайне высоко оценило возможности сенсов-мнемоников.
По мере того как общество смирялось с почти абсолютным отсутствием привычной техники, люди обращались внутрь, к таинственным просторам человеческого разума. Экстрасенсорика бурно расцвела и стала большим бизнесом.
Нестандартные функции его мозга, оригинальные природные биософты оказались истинным подарком судьбы для Джаспера. И все же он предпочел сохранить свою независимость, не присоединившись ни к одной из множества влиятельных профессиональных гильдий, не продав душу никакой процветающей компании — пусть и дорого.
Собственно говоря, он вовсе не был телепатом. Джаспер умел, только запоминать, а потом отдавать то, что сохранил в своей памяти. И он мог записать аудиовизуальные впечатления клиента лишь при условии, что тот будет предаваться своим воспоминаниям специально для него, при непосредственном контакте. А потом Джаспер мог в любой нужный момент освежить память владельца этих воспоминаний, заново вложив в его мозг все, что когда-то было записано.
Правда, существовала еще одна возможность. Он мог бы пересказать чужие мемуары совершенно постороннему человеку… если бы захотел. В том-то и была заковыка.
Джаспер сидел очень смирно, послушно, и вскоре холодное металлическое «О» отлепилось от его шеи, оставив после себя онемевшее колечко отпечатка. «Это хорошо, — подумал он. — Все нормально, я сумею договориться с ними, мы придем к какому-то соглашению».
Мускулистый верзила, сидящий рядом, внезапно повернулся к нему. Нечто острое вонзилось в сердцевину немого «О» у него на шее, и сразу же нахлынула волна глубокой анестезии, по поводу которой Джаспер успел подумать: «Ну вот и смерть моя пришла», — прежде чем утонуть с головой, в самый последний миг поймав обрывок, иероглиф анонимного прошлого…