Анатолий не одобрял скороспелых фронтовых связей мужчин и женщин, но жизнь продолжает быть жизнью во всех ее проявлениях, она не страшится ни войны, ни опасностей, и кипит, и живет, кажется — прямо назло самой смерти...
Да и сам он о чем же мечтал в те короткие минуты перед их расставанием в штабной партизанской землянке?
Ведь недаром он помнил ее все эти месяцы, помнил и нес ее образ с собой — не образ той девочки с фотографии, принадлежавшей Варакину, а этой, мужественной и прекрасной, хотя и с морщинками на тонких трепетных веках, со складкой у рта, в которой таились прожитые года, с печалью в улыбке. Он помнил и крепкое дружеское пожатие ее загрубевшей, шершавой ладони... «Пусть лучше уж замужем, чем искалечена или убита! — подумал он и вдруг испугался сам этой мысли:— Убита?! Нет, невозможно. В ней столько силы, стойкости, жизни...»
Пусть замужем за Орловым. Счастье они заслужили в боях... Но как бы там ни было, увидать ее, увидать их обоих, увериться в том, что они оба живы и счастливы, что жив и майор Сутырюк со своей Симой... нет, кажется, Васенькой-Василисой... Но главное — Катя. Ведь это все же она его ободрила, она его вывела за проволоку, вела по дорогам Белоруссии и Смоленщины и потом провожала, незримая, до самого фронта... Катя...
По сторонам проселочной дороги, по которой он ехал, лежало опустошение: вырубленные леса, искалеченные деревья, изуродованные и сожженные селения. Редко-редко мелькнут два-три светлых бревенчатых домика с новыми тесовыми кровлями. И несмотря на осень, на дождь, на пожелкнувшие травы и опавшие листья кустарников и деревьев, эти избы вдруг родят в сердце теплую радость: живет ведь, снова живет народ!
Потеплело, и начался дождь. Шинель стала тяжелой и грубой.
Бурнин наблюдал оживление края. Вот только успели изгнать войну с этой земли, а народ уж поверил, что больше она сюда не возвратится. Ставят избы, возят какие-то вещи. Мальчишка тащит хомут. А вот везут бревна, запрягли в пару лошадь и... почему-то корову... Да ясно же, почему! Потому, что нужно не упустить до зимы последние дни... А вот тут уже вспахано поле. Говорили, что где-то пахарь вчера взорвался на мине... Эх, сколько еще их взорвется, и пахарей и ребятишек, которые будут собирать грибы и ягоды! Будь она проклята навек, война!
Война уходила на запад. Машина, в которой ехал Бурнин, остановилась, чтобы принять старика и женщину с маленькой девочкой, и старик, едва успев перекинуть ноги в кузов грузовика, сообщил Бурнину, что только что слышал сводку: Красная Армия освободила Запорожье.