Иван сначала один направился к самой вышке. Батыгину и Ваське не слышно было его разговора с солдатом, но часовой засвистел всем известный мотив немецкого романса «Вечерний звон», а прожектор главных ворот отвернулся от лагеря и заскользил по направлению к железнодорожной станции.
Батыгин и Васька, выскочив из дверей, пригибаясь, побежали к воротам. Запорка главных ворот за их спинами едва слышно хрустнула стальным язычком, а прожекторный луч теперь, отвернувшись от запроволочного поля, направился вдоль колючей ограды на ближнюю вышку, ослепляя стоявшего на ней часового... И только тогда, когда беглецы одолели первые двести метров и залегли в траву уже за железной дорогой, прожектор с воротной вышки бросил сноп белых лучей сначала на лагерь, а затем проскользнул по их следу и осветил бараки карантина...
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Лагерное начальство встревожилось, получив сообщение, что приедет с инспекцией какой-то генерал. Комендант лагеря — гестаповский гауптман — и оберфельдфебель прошли по баракам медперсонала, полиции, портных и сапожников, проверяя чистоту полов, блеск котелков и заправку коек.
«Чистая душа» вместе с Лешкой Безногим развесил в бараках плакаты «Гитлер-освободитель» и «Горящие корабли Пирл-Харбора». Лешка покрикивал, требуя убрать с глаз все русские книги.
В хирургии, где старшим врачом был Вишенин, в «иннере»1, где хозяйничал Гладков, и в форлагере поднялась такая же кутерьма.
-----------------------------------------
1 И н н е р — внутренний, т. е. отделение внутренних болезней.
— Котелки им, гадам, получше начистить! Сволочь! — бранились больные ТБЦ после обхода «чистой души». — А мы сами грязью позаросли! Два месяца смены белья не добьемся, вши нас жрут, а мы голодом пухнем!
— Как генерал приедет, так рубахи долой и всем щелкать вшей! — предложил кто-то.
— Чтобы в ушах трещало!
— Сбежит! Подумает — беглый огонь из винтовок! — подхватили вокруг.
Среди больных шли толки, что следует подать заявление с протестом против бесчеловечного содержания пленных, против голодной смерти.
— Самим надо писать. Разве врачи посмеют! Под Берлином, в «Вальдхаузе», подали немцам такую запись — так мы и не знаем, куда увезли докторов-то!
— А что мы сами сумеем?! Врачам и писать: лекарства нехватка, пищи такая нехватка, что все передохнем!
Муравьев слушал эти разговоры, то заходя вечерами в бараки больных, то у себя, в перевязочной. Подсказанная больными идея такого рапорта-протеста показалась ему важной.
Конечно, существенного эффекта от подобных заявлений никто ожидать не мог. И все же советские врачи обязаны были протестовать против массового медленного убийства, которое совершалось под гуманной вывеской «лазарета».