Нет больше той любви - Игорь Мариукин

Нет больше той любви

В этой удивительной книге вы откроете мир новых возможностей и историй, где каждый персонаж и событие приносят с собой неповторимую глубину и интригу. Автор волшебным образом сочетает элементы фантазии, приключения и человеческих драм, создавая непередаваемую атмосферу, в которой каждая страница — это путешествие в неизведанные миры. Поднимите книгу и готовьтесь погрузиться в мир, где слова становятся живыми, а истории оживают перед вашими глазами.

Читать Нет больше той любви (Мариукин) полностью

Мариукин Игорь

Нет больше той любви


Округи щерились ордой-саранчей
по грудь в грехе.
Земля бессильной самкой слез запаслась,
заскулила от ран…
…В пир историй,
кто чего стоит,
спрашивай у могил.
Нестор резвый,
озаглавь срез вый,
зрячему помоги…
Где мордует осень,
бились грудью оземь,
в кровь разбили лица
думой примириться.
..Где снега раздеты,
в голос воют дети.
Лапти износили
в поисках России.
Душу в клочья рвали
выродились в «тварей»…
Край, где правит ноготь,
светлым одиноко,
не расправить плечи,
нерв трубою лечат.
Я и сам помечен
одичалым смерчем.

(c) Калинов Мост


Санька появился у нас, когда снабженцы подвозили нам жратву — мол, заберите солдата, командирован к вам, а своих потерял. В том грандиозном бардаке, который творился в ту пору в Грозном, подобная ситуация была не редкостью, но нашему комбату чем-то новый боец показался подозрительным, и он, забрав его с собой, что-то там целый час выяснял по рации. Хотя на шпиона наш новый товарищ был похож меньше всего — рыжеволосый, веснушчатый нескладный детина лет двадцати двух-двадцати трех с простецкой улыбкой и «окающим» говорком. Сразу подошел к нам, без вступления всем начал пожимать руку, попутно начав свой монолог: «Доброго дня славяне, зовут меня Саня, фамилия Сомов, я с Волги, деревня Рогозино, вот мамку одну оставил, земляки есть? Работы-то у нас хрен чего найдешь, в Самару ездил — никому я там не нужен, разве только улицы мести, да вот учиться потом буду, а специальности-то нет у меня, кому в городе комбайнеры нужны? Деревня-то у нас уже теперь совсем пустая, колхоза не стало, а матери бы корову купить, очень она у меня это дело любит, с животиной возиться. Мамка думает, я на заработки на Кубань поехал, она у меня одна осталась, брата Афган десять лет тому забрал, погиб он там, а батя после того пить сильно начал, и восьмой год уже как утоп, срочную я в Карелии служил, стрелять умею, так что я вам пригожусь, тут у вас всех как-то по прозвищам зовут, так вот меня лучше зовите «Сомом», а не рыжим, так, как меня ребята в школе «рыжим» звали, поднадоело-то мне, а кормят вас как тут…» И так — бу-бу-бу все подряд рассказывает-басит, нимало не смущаясь, и просто глядя всем в глаза.

Мы немного опешили от такой «презентации», и как-то даже смутились даже наши остроязыкие Санька и Андрюха «Твиксы», вечно встречающие новичков подколками, и то — просто переглянулись и молча пожали ему руку.

Первый же день его пребывания среди нас был отмечен происшествием пропал боец, как в воду канул. Прапор Кузьмич бегает-матерится, все в недоумении — чтоб так, в первый день… Под вечер Санька появился, принес вещмешок набитый карамельками. «Голубок», по-моему. Килограммов шесть, не меньше. Оказывается, не получив никаких распоряжений по поводу того, чем заниматься дальше, он не придумал ничего лучше, как уйти знакомиться с новыми для себя местами. Конфеты выменял на рынке на кроссовки, которые привез с собой. Конфеты те — это отдельная песня: выцветшие фантики, выпущены они были, наверное, еще при социализме — сказать, что они были твердыми — это ничего не сказать: их вполне можно было трамбовать в гильзы для крупнокалиберного пулемета, засыпать пороху и использовать в качестве бронебойных патронов. Конфеты Санька (неслабо выгребший от Кузьмича за такой самовольный шоп-тур) раздал всем, «со знакомством вас» — как он говорил.