Но вслух ответил:
- Все в порядке. Спасибо! Все в порядке...
- Приступ? - Понимающе кивнул вчерашний добрый вестник. - Может, врача надо?
- Нет, Коваленко. Нет! Обошлось... Просто - жара, да? До Питера доеду - все пройдет.
- Тоже верно, - согласился контролер. Он отряхнул колени, заправился и готов уже был идти дальше:
- Дома, как говорится, и стены помогают. Легкого тебе пути, Рогов!
- Счастливо оставаться...
Вскоре Виктор добрался до станции. На примитивном перроне из битого кирпича, закатанного поверху тонким слоем асфальта, не было ни души. Впрочем, как и в зале ожидания крохотного одноэтажного вокзала.
"Обед". Изготовленная из подручного материала табличка почти полностью загораживала окошко билетной кассы.
- Серьезное дело, - хмыкнул Виктор, и собравшись с духом решительно постучал костяшками пальцев о картон.
- Ну, чаво? Чаво надо? - Проскрипел откуда-то из-за стены довольно противный старушечий голосок.
Рогов чуть наклонился, сдвинул в сторону табличку и пытаясь хоть что-то разглядеть внутри поскреб ногтем по мутному стеклу. С противоположной стороны на него возмущенно уставился чей-то глаз:
- Чаво безобразишь?
- Билет давай! - Рявкнул Виктор, что было сил.
Получилось довольно грозно, однако должного впечатления на обладательницу глаза и голоса не произвело.
- Не дам. Нюра в Сковородино уехавши, а я без ней на ентой аппарате, какие куды кнопки давить не знаю.
- Что же делать? - Растерялся Рогов.
- Завтра приходи.
Наконец, Виктор сообразил, с кем имеет дело. Бабка Агриппина являлась чуть ли не единственной достопримечательностью захолустной Тахтамыгды когда она родилась, не ведомо, но говорят, что свое столетие бабка справляла ещё перед полетом Гагарина.
Разумеется, в поселке её знали все. В соседней зоне - тоже.
На железнодорожной станции старуха числилась уборщицей, но на общественных началах вырастала иногда даже до поста начальника диспетчерской службы.
- Не могу я завтра, - пояснил Виктор.
- Чаво это? - полюбопытствовали из окошка.
- У меня поезд сегодня.
За стенкой послышалась какая-то возня, лязгнул дверной замок и из крохотного помещения кассы вышаркала бабка Агриппина.
- Эво-на! - с непонятным удивлением воскликнула она. - Никак, "откинулся", сердешный?
- Точно, - кивнул Рогов.
- Поди, намаялся за проволокой... - бабка вздохнула и подошла ближе.
- Да уж, насиделся.
- Ох, ироды, - покачала головой собеседница. - Не живется же вам по-людски-то! Давеча, вот, к арестантику одному мамаша евоная приезжала. Так вот, когда взад собиралась - и говорит мне: "Повидала я сыночка в последний раз. Ему ещё восемь годков отсиживать - поди, не дождусь..." И как в воду глядела, сердешная: часа не прошло, она прямо тута, на ентом вокзале и померла. Может, слыхал?