– Какое масло? – огрызнулась Мэри в ответ, крайне раздраженная: – Ты что же, парень, изволишь шутить?
Смутное воспоминание о каком-то масле шевельнулось где-то в отдаленном уголке его замутненного алкоголем сознания.
Но он знал себе цену, и признавать своей вины не собирался. Одновременно он отдавал себе отчет, что необходимо как-то положить этому конец, так как по горькому опыту общения с женой знал, чем все кончится.
Но он проигнорировал эти предупреждения своего внутреннего голоса и ответил еще одним ревом:
– О чем это ты, черт тебя задери, ведешь разговор?
– Господи! Ох! Господи, боже ты мой! – запричитала его жена. – Разве ты не открывал свой проклятый блокнот сегодня? А? Парень? Разве ты не заметил, что я тебе написала на самом первом листке? На первой же странице! А? Все ясно и просто, как твоя месячная зарплата!
– А что ты имеешь против моей месячной зарплаты?! – взорвался Джон, мгновенно нанеся ответный выпад.
– Ты бы мог зарабатывать больше, подметая полы на электронном заводе… это для начала… если ты хочешь знать… Но ты Не Хочешь Ничего Знать! Не правда ли? Ты просто хочешь строить из себя великого… великого… Великого Джона Онаниста! Ты – Онанист, вот, кто ты такой! Онанист! – Ей удалось угомонить его одним словом.
– Ты что же, шутишь надо мной? – заорал Джон.
И Мэри ударила его по лицу длинной сырой тряпкой, которую она держала в руке. Раздался оглушительный, звонкий, гулкий хлопок! Что это был за удар!
– О-о! – взревел от боли шеф полиции, совершенно оглушенный и ошеломленный.
– Не ори на меня… ты, бездельник, прохиндей! – Мэри заставила выслушать себя и ударила его еще раз. – Я сейчас наставлю тебе синяков, я опрокину тебя на пол, я весь дом прочищу тобой, как этой тряпкой!.. Ты, расползшийся в разные стороны бездельник!
Она хлестала его тряпкой наотмашь, изо всех сил. Это был настоящий град ударов.
Шеф полиции пытался как-то прикрыться, танцевал вокруг Мэри, увертывался и любыми способами пытался избежать сыплющихся на него со всех сторон ударов. Ему казалось, что у него не одна жена, а по крайней мере, двенадцать.
– Христос! – вопил он. – Святой Боже! – взывал он к небесам, – Эй! Сбавь темп! Христом господом молю! Боже праведный! О-о-о! Что же это делается? Что случилось с тобой, мать твою так и перетак! Ты что белены объелась? Ты разве не знаешь, что сегодня произошло в нашей школе? Разве не знаешь, что там случилось?
– Сегодня ты не купил этого проклятого масла! – напирала она на одно только событие, которое случилось, продолжала осыпать его градом ударов.