– Если мы выйдем из этого живыми, что бы ни случилось, больше я тебя не покину.
Прежде чем я успела ответить, Ланс откинул щеколду и, принимая на себя всю силу ударов, приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы в нее мог пройти лишь один человек.
Им оказался Колгреванс, который замешкался в темноте, и в это время бретонец снова притворил дверь. Ворвавшийся стоял в смущении и глядел на меня, пока Ланс не прыгнул на него, и тела их сплелись в молчаливой смертельной схватке, а из-за двери по-прежнему доносился неистовый шум. Внезапно тело Колгреванса обмякло, и он со сломанной шеей упал на пол. Ланс перевернул его и отбросил на кровать щит, а я искала перевязь меча, стараясь не смотреть в лицо убитому.
К счастью, на нем было римское вооружение, и мы в считанные секунды сняли его. Завладев и мечом, и щитом, прежде чем распахнуть дверь, Ланс подвел меня к окну.
Когда дверь неожиданно подалась, нападавшие с криком ввалились в комнату, а бретонец, используя ее для прикрытия, с силой, которую придавало ему отчаяние, принялся колоть и рубить направо и налево. Звон клинка о клинок перемежался проклятиями и страшным всхлипыванием и стонами умиравших и раненых. Сладковатый терпкий запах крови забивал ноздри, и я в ужасе смотрела на происходящее.
Постепенно мелькание рук и ног замедлилось, в суматохе один человек ускользнул, тела троих остались распростертыми на полу, еще один стонал у кровати. Но сам Ланс не на жизнь, а на смерть бился с бессловесным противником. Я сняла с подставки тяжелый кувшин для воды, намереваясь, если потребуется, воспользоваться его весом, чтобы прийти Лансу на помощь. Теперь их осталось двое, и они двигались от двери, нанося и отражая удары. Я легко отличила Ланса, изо всех сил старавшегося удержать нападающего на почтительном расстоянии. И лишь когда его темная голова повернулась в профиль, я увидела, поняла, что последним из ворвавшихся оказался Мордред.
Какая мера горечи и ненависти привела его сюда? Ревность? Честолюбие? Сознание, что его предали, которое вскормил злобный брат? Или темная судьба, мойра, доставшаяся при рождении, с которой не было смысла спорить?
В кровавом настоящем мой разум улетал в прошлое. Его преследовал неотвязный вопрос: где я не справилась, когда поступила не так? И все просчеты, совершенные в воспитании мальчика, громоздились вокруг, а в голове зарождалось и билось беспричинное буйное веселье. И вместо помощи Лансу я разразилась безрадостным смехом.
Сквозь дьявольскую пелену слез и истерики я различила, как Мордред бросился наутек. Его рука была окровавлена, лицо искажала ненависть. Ярость, которая привела его сюда, теперь обратилась в страх, и он кинулся к двери, оставив у моих ног распростертые тела товарищей. А я созерцала бойню, и ужасный смех продолжал вырываться у меня изо рта.